Сети Культа - [44]

— Кстати сказать, я не представился. Несправедливо выходит, ведь я-то ваши имена уже знаю. Меня зовут Ланкарт. О роде моей деятельности вы все уже поняли, так что…

— Что тебе нужно? — наконец заставил себя выговорить Мальстен, не без труда сохраняя в голосе холодность и строгость.

— О! Заговорил, наконец! — радостно всплеснул руками некромант. — Начало неплохое. Что мне нужно? Что ж, если попытаться адаптировать это под ваше понимание, мне нужна семья. Крепкая, большая, необычная, бессмертная… точнее, не до конца умершаясемья, и я буду счастлив принять вас обоих в ее ряды. Я, знаешь ли, давно мечтал встретить данталли и разобраться, как работают ваши силы. Можно ли сохранить их после смерти, учитывая то, что вы можете контролировать только нечто живое? А если эти силы сохранятся, то в каком виде? На кого вы сможете воздействовать, если будете подвластны мне? Что до девушки… — Ланкарт сощурил глаза и окинул Аэлин взглядом с головы до пят. — Я, можно сказать, воссоединю ее с давно утраченной любовью! Ведь, насколько мне известно, много лет назад она была обручена с нашим дорогим Филиппом.

Мальстен невольно нахмурился, глядя на воскрешенного колдуном юношу, в свете факелов больше походившего на восковую фигуру. Как ни странно, в его внешности было куда меньше живости, нежели во внешности того же Керна или Власа. Лицо Филиппа казалось непроницаемой маской. При упоминании обручения он скользнул взглядом по Аэлин, и взгляд этот не выразил ничего, даже отдаленно напоминающего любовь или, на худой конец, привязанность.

— Мой жених умер девять лет назад, — подрагивающим голосом отчеканила Аэлин. — То, что я вижу сейчас перед собой, носит его лицо, но это не Филипп.

— Ты запоешь по-другому, дорогая, когда станешь частью нашей большой семьи, — со снисходительной улыбкой отозвался Ланкарт, небрежно взмахнув рукой. Голос его тут же преобразился, зазвучал властно и строго. — Сложите оружие! И без глупостей, иначе моя семья тотчас же растерзает вас в клочья, а мне не хотелось бы после собирать вас по кусочкам.

Из груди Аэлин вырвался прерывистый вздох. Она беспомощно посмотрела на Мальстена, однако данталли не сумел взглянуть на нее в ответ: в его сознании, не переставая, стучала мысль, что если б он только послушал свою спутницу и согласился сделать крюк, им не пришлось бы попадать в эту западню.

Скрипя зубами от злости на самого себя, кукольник с тяжелым вздохом бросил саблю на землю и приподнял руки, продолжая цепляться нитью за свою попутчицу.

Понимая, что выбора нет, Аэлин, смиренно опустив голову, последовала примеру данталли и бросила паранг. Филипп изучающе взглянул на нее и кивнул.

— Стилет тоже, Айли, — холодно произнес он. Женщина обожгла его глазами, однако тот лишь качнул головой. — Я знаю, ты все еще носишь его в правом рукаве.

— Смелее, девочка, — подтолкнул Ланкарт. — Не заставляй меня отрубать тебе руку, чтобы это проверять. Пришивать ее обратно, знаешь ли, проблематично: даже после применения магии иногда может нарушиться подвижность.

Испуганно поджав губы, Аэлин последовала приказу некроманта, и стилет, выскользнув из правого рукава, упал на землю, громко звякнув о лезвие паранга.

— Вот и славно, — соединив подушечки пальцев, заключил Ланкарт, тут же обратившись к своим мертвым марионеткам. — Итак, проводите наших новых друзей ненадолго в клетку. Мне следует хорошенько подготовиться перед ритуалом, да и данталли понадобится некоторое время, чтобы прийти в себя. Насколько я знаю, за отнятое время жизни предстоит расплатиться.

Мальстен изумленно округлил глаза: в устах некроманта слова об отнятом времени жизни прозвучали весьма многозначительно, однако задать вопрос данталли не успел — кто-то из марионеток Ланкарта с силой заломил ему руки за спину и подтолкнул вперед, в объятия скорой смерти.

Глава 3. Нить жизни

Сельбрун, Крон.

Двадцать восьмой день Матира, год 1489 с.д.п.

Киллиан проснулся на рассвете от сильной ломоты в простуженной шее: похоже, во сне он неудачно повернул голову, и боль, прорвавшаяся из реальности, нарушила и без того беспокойную полудрему молодого жреца. Властитель сновидений Заретт, будто специально решив поработать с богом-проказником Криппом рука об руку, вновь унес Киллиана в воспоминания о горящем доме в Талверте, но на этот раз молодой человек будто бы наблюдал произошедшее не изнутри, а снаружи: видел, как занимается пламя, как отовсюду начинают вырываться хищные клубы дыма; видел себя самого — ослабевшего и обгоревшего, вывалившегося наружу после жестокой схватки с двумя данталли, которых он когда-то называл братьями. Во сне Харт подошел к самому себе, лежавшему на земле и едва удерживавшемуся в сознании в приступе страшного удушья, и поймал на себе собственный, почти невидящий, беспомощный взгляд, тут же осознав, как жалко выглядел тогда со стороны.

— Не смей сдаваться! Это не конец, — приказал Киллиан себе самому, однако собственный голос больше напомнил ему голос Бенедикта Колера.

Сон тут же перенес жреца Харта в толпу в Олсаде, где он наблюдал себя, вещающего с помоста, однако вместо той речи, что была произнесена в действительности, Киллиан слышал, как кричит: «Кто-нибудь, прошу, заберите факел! Я не могу!.. Я не… не могу дышать…»