Сеть Сирано - [10]
Видимо Оленьке тоже не спалось. Тонкая полоска света пробивалась из-под двери, и откуда-то издалека слышалась музыка. Тетка хотела, было войти, но не успела. Музыка оборвалась, и Оленька громко и раздраженно сказала кому-то: «Ты ничего не понимаешь!»
Так как в комнате кроме Оленьки никого быть не могло, нетрудно было догадаться, что она разговаривает по телефону.
— Ничего ты не понимаешь, Ирка! — настаивала Оленька.
Это она с Чигавониной-младшей, смекнула тетка.
Разумеется, разве Ирка, чадо великовозрастное, может что-нибудь понимать? Тетке, вообще, была непонятна эта странная дружба между ее почти кандидаткой наук Оленькой и Иркой Чигавониной, которая с трудом осилила десятилетку. Какая тут может быть интеллектуальная или, более естественная, эмоциональная близость? Так, всего лишь легкое затмение. Кратковременное взаимопроникновение частот на самом низком, почти инстинктивном уровне. Что, впрочем, самой тетке нисколько не мешало дружить с Чигавониной-старшей, с которой ее разделяла, якобы, непроходимая пропасть. Но что тут поделаешь? Подруг детства не выбирают. И дочери только повторили их путь, подтверждая известную истину, что дружба — это та же любовь, только без секса. А любовь, как известно, зла, и полюбить, можно даже козу. Тем более, если эта коза веселая, безобидная, многоопытная, да еще и живет в соседнем подъезде.
Но к чему эти ночные разговоры? Давно пора спать, сил набираться.
Тетка видела, как ее девочка вкалывает с утра до ночи. Сова и жаворонок в одном флаконе. Тетке так хотелось помочь своей девочке, но она не знала с какой стороны к ней поаккуратней подступиться. Последние дни с Ольгой происходило что-то неладное. То ли она волновалась перед защитой, то ли просто устала, то ли с Петровичем своим поссорилась — все могло случиться. Ходит, рыбонька, как в воду опущенная. А то закроется в своей комнате и сидит там часами. Они и так видятся нечасто, а тут еще эта круговая оборона.
Если бы моя крошка была ко мне повнимательней, думала тетка, она бы заметила, что мне тоже нелегко. А если бы еще и соизволила перекинуться с мамулей парой слов, то я бы вообще оставила свои фантазии на тему «как бы чего не вышло». А так я вынуждена сама все додумывать, слоняясь день-деньской от окна к двери. Понятно, что мысли дурные в голову лезут. Смотрю на птиц, на людей внизу, на проезжающие автомобили, прислушиваюсь к каждому звуку за дверью, к каждому шороху. Вдруг моя девочка вспомнит обо мне и придет домой пораньше, обрадует мать. Приветит ее, поговорит с ней, успокоит — нам так немного надо, чтобы весь день стал длиннее на пару счастливых часов.
— Ирка! Ты ничего ты не понимаешь! — закричала Оленька и, спохватившись, заговорила тише, — Не хочу я за него замуж. Я уже ничего не хочу. Хотя нет, хочу… Вот если можно было бы получить маленькую пенсию по молодости и поселиться за городом. И чтобы ни одной сволочи рядом. Никаких брюк, бритв и зубных щеток. Только моя шариковая ручка и горы чистой белой бумаги. Чтобы иногда, раз в неделю, если соскучишься, можно и чаще, ты бы приезжала ко мне из города с новостями. Мы бы сидели с тобой на веранде, пили чай с медом и баранками, я бы читала тебе свои стихи, а ты бы слушала и молчала. Слушать стихи как ты, больше никто не умеет. Ирка, представь, какой кайф! Понимаешь?
Оленька замолчала, видимо слушала Иркину ответную реплику.
Глупая моя девочка, подумала тетка, глупая и наивная. А еще добрая. Вот как ее в жизнь отпустить, в самостоятельное плаванье? Сметет ведь с палубы первой же подонской волной к чертовой матери…
Тетка прислонилась плечом к косяку и замерла. Но какая же я все-таки счастливая. Не каждому такая радость выпадает. Доченька!
Тетка вспомнила, каким милым ребенком Оленька была в детстве. С самого утра ее птичка уже была в хорошем настроении. Просыпалась, подбегала к окну, открывала его настежь и здоровалась со всем белым светом:
— Доброе утро всем хорошим людям, доброе утро всем плохим людям, доброе утро мне, любимой!
Я понимаю, желать доброго утра добрым людям, а плохим-то за что?
Вот, например, сосед из тридцать девятой квартиры. Кинолог долбаный. Каждое утро он выводит гулять своего Сенечку на прогулку. Сенечка — это йоркширский терьер, порода такая. Сам маленький, весь трясется, на макушке бантик красненький, а на шее золотая цепь. Когда его хозяин из бандита переделался в бизнесмена, он свой ошейник дал Сене поносить. А тому хоть бы что. Цепь полтора килограмма весит и Сеня столько же. Идет бычок качается, а не падает.
Но дело не в цепи, а в том, что этот Сеня каждое утро, не успевая дойти до улицы, писает в подъезде прямо у лифта. Сеня писает, а Оленька переживает. Сеня писает, а она нервничает… Мания у нее какая-то на чистоту. Не выносит грязи совсем. Ни дома, ни в подъезде, ни в людях.
Тетке порой казалось, что Оленька и улицу бы убирала, подметала бы там что-нибудь, лед скалывала, листья жгла. Хотя, про листья сомневаюсь. Она их жалеет и делает из них закладки для книг. Открываешь книгу, а оттуда такой кленовый лопух вываливается. Красиво.
Но, к счастью, в сороковой квартире дворники живут. Куда от этих лимитчиков денешься? Двухкомнатная квартира, две семьи из Украины. Первое время там были сплошные скандалы. Оксана ругалась с Ксюшей из-за Петра, потом Ксюша ругалась с Оксаной из-за Ивана. Потом они как-то попритерлись, попритихли, и стали жить не то по-коммунарски, не то по-шведски.
Это история любви — страстная и беззащитная, смешная и трогательная, понятная и близкая каждой женщине.Когда Маша встретила мужчину своей мечты, мужчину с большой буквы, то окунулась в страсть как в омут. С головой. Ее подруга Юля пытается вернуть Машу на землю в редкие минуты просветления в Машиной голове. А страсти там действительно пылают нешуточные — просто смертельные. Юля недоумевает: зачем нужна эта любовь, если от нее люди «умирают»? Но для кого любовь — товар, а для кого — смысл существования. Каждый выбирает сам.
Тонкая психологическая проза о любви.В центре романа - любовный треугольник. Но не тот, равнобедренно-классический, где она любит его, а он, с тем же рвением - другую.Здесь угадывается иная, неизвестная науке, геометрическая форма, в которой потерянная женщина мечется между двумя в равной степени достойными претендентами. Ее зовут Карлсон, а его, соответственно, Малыш, и их совместное счастье было так же коротко, как и детство.Наступила пора прозрения, и на смену цветным сумасшедшим снам пришли тревожные будни.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.