Сеть дронов - [16]

  Ко всем Кузнец относился одинаково хорошо, почти никого не выделял, и почти никому не отказывал в ремонте или технической консультации. А по тому, что застать его в мастерских можно было в любое время суток, независимо от времени года, то создавалось впечатление, что он просто живет в Сети в образе своего модуля. Поговаривали даже, что де сам Кузнец уже давно не человек в виде тела с руками и ногами, а просто человеческий мозг в банке с физраствором, к которому подключен интерфейс связи с дроном. Говорили даже, что банка эта, которая и есть сам Кузнец, хранится у него в подвале мастерских за семью печатями. В кованом ларце, ларец в несгораемом сейфе, сейф помещён в бронированную комнату с кодовым замком на сто тысяч пятьсот миллиардов комбинаций.

  Во всех форумах и тусовках, во всех научных и околонаучных конференциях его хорошо знали и заслуженно уважали. Авторитет его был огромен и непререкаем. Его цитировали, на него ссылались, а его мнение о каком-либо вопросе часто оказывалось единственно верным из всех имеющихся в рассмотрении.

  Важным было ещё и то, что не только Алекс знал Кузнеца, но и Кузнец знал Алекса. А значит, имелся шанс, что его здесь выслушают и поймут. И, возможно, смогут чем-то помочь. По крайней мере, надежда на это и привела его сюда.

  С Кузнецом он познакомился более двух лет тому назад, когда начинающий дроннер Алекс, в своём стремлении попасть на Остров как можно скорее, проявлял редкостное упорство и рвение в освоении всех дисциплин и упражнений, преподававшихся в учебных группах Северного Полигона.

  Однажды, отрабатывая со своей группой прохождение полосы препятствий, на участке с автоматическим пулемётом, вместо того, чтобы обползти его по слепой зоне, как положено по учебному заданию, он одним лихим прыжком взлетел тому прямо на макушку. И кто его знает, что понесло его по такому неверному пути? Сейчас он уже не мог этого достоверно вспомнить. Но тогда он взлетел на макушку пулемёта и на секунду застрял, зацепившись за какой-то неожиданный выступ. А, очумевший от наглости его, автоматический стрелок резко завертел стволом из стороны в сторону, пытаясь поймать его в прицел. В результате серии толчков и рывков, Алекс не удержался, свалился и угодил ногами прямо в редуктор исполнительного механизма, где ему с ужасным хрустом выдрало три лапы из четырёх и, просто чудом, не оборвало связь. Пулемёт сразу заклинило, и он натужно жужжа, пытаясь повернуться, но уже не мог. Только страшно водил стволом вверх-вниз, жутко при этом вхолостую клацая затвором.

  – Во-о-от, господа мои товарищи! – сказал инструктор, невозмутимо постукивая себя прутиком по суставу голенастой ноги. – Вот вам наглядный пример того, к чему приводит недооценка ситуации и переоценка своих возможностей. Вам, молодой человек, лучше всего в данный момент, покинуть модуль и сходить в туалет сменить себе памперсы.

  Группа злорадно-весело заржала, а Алекс, от обиды и огорчения не нашелся, что ответить и как поступить. И только дёргал и дёргал своего дрона, судорожными рывками одной, оставшейся в целости ноги, стараясь отползти подальше от рассвирепевшего автоматического болвана.

  Затем его, с гиканьем и смехом, тащили по центральной аллее к механическим мастерским, и всё уговаривали прервать связь и покинуть модуль.

  – Ну, какой тебе интерес, – говорил инструктор, – смотреть, как этого бедолагу будут разбирать и препарировать? Что за мазохизм такой, в конце-то концов! Выйди, отдохни, расслабься, глотни пивка. А как  всё починят, снова войдёшь. Или можешь взять себе нового учебного дрона, если уж тебе так неймётся продолжить занятия...

  Но Алекс упрямо молчал и, не переставая потихоньку елозил остатками ног, ощущая при этом не то, что бы боль, а какое-то неприятное, неловкое чувство, вроде только что срезанных ногтей.

  Потом были долгие два часа операции. Два часа Кузнец, своими крепкими, особой сборки, манипуляторами, являющими собой почти точную копию человеческих рук, потрошил Алексова дрона. Долго и тщательно вычищал из корпуса остатки выдранных ходулей и вставлял вместо них новые. Закручивал, смазывал, настраивал. Неслышно бурчал себе под нос одному ему ведомые мелодии, звенел железными инструментами, рассматривал световые всплески на экране осциллографа, разъединял и вновь соединял разъёмы, и ни о чем с Алексом не говорил. А тот, зачарованный этими его почти колдовскими действами, молчал все эти долгие два часа, не разрывая связи. И в конце, когда Кузнец, вытирая руки чистой ветошью, удовлетворённо похмыкивал, осматривая плоды своего труда, не вытерпел и сказал:

  – Я буду беречь его, и постараюсь больше к вам никогда не попадать!

  На что Кузнец хмыкнул чуть громче обычного, ласково потрепал его по пластиковой спине, и легонько подтолкнул к выходу из мастерских.

  И всё.

  Далее, как водится, слова он не сдержал, и бывать на столе у Кузнеца пришлось ему ещё не раз. Дрона своего он, конечно, особо и не берёг, но так глупо больше не рисковал. И старался не выходить из тела его во время ремонта. Потому как казалось ему, что если покинет он друга своего в трудную минуту, то свершит этим какую-то подлость вроде предательства.