Сестры - [3]

Я соглашаюсь встретиться с продавцом за городом и даже не задумываюсь, что это может быть опасно. Какая разница. После покупки машины мне предстоит нечто куда более опасное.

– Ты можешь погибнуть, – говорю я себе. Вдруг, если я произнесу это вслух, мне наконец станет страшно?

Не стало.

Да, я действительно могу погибнуть.

Я поднимаю с пола зеленый холщовый рюкзак и надеваю его на плечи. Провожу большим пальцем по нижней губе. Я позавтракала черникой, которой меня прошлым вечером угостила Мэй Бет. На всякий случай надо еще раз вытереть рот: я и без того редко произвожу хорошее первое впечатление.

Насквозь проржавевшая сетка на двери трейлера жалобным писком разрывает тишину над нашим убогим городишком. Я всю жизнь живу здесь, на отшибе, в скромном трейлере. Наш городок годится только на то, чтобы съехать отсюда куда подальше. Больше и добавить-то нечего. Так что я не собираюсь оглядываться назад. Неважно, хочется мне или нет. Лучше не надо.

Я сажусь на велик и еду за город. Ненадолго останавливаюсь на зеленом мостике над рекой, опускаю взгляд на стремительный водный поток и чувствую легкое головокружение. Начинаю рыться в сумке, шарю среди шмоток, бутылок воды и чипсов, отодвигаю кошелек и наконец нахожу в коме нижнего белья мобильный телефон – дешевый кнопочный кусок пластмассы. Бросаю его в воду, потом сажусь на велик и съезжаю с шоссе на Меддлерс-роуд. Там мы договорились встретиться с женщиной, которая дала объявление о продаже машины. Ее зовут Беки с одной «к». Она настойчиво напоминала об этом в каждом сообщении, будто я сама не видела подпись.

Она стоит у угловатой черной машины, одну руку положив на капот, а другой поглаживая округлившийся животик. Рядом припаркована еще одна машина, поновее. За рулем, выставив руку в окно, сидит мужчина. Он вроде слегка нервничает, но потом видит меня и тут же расслабляется. Даже обидно. Вообще-то я опасна.

Хочется крикнуть: «Нельзя недооценивать людей! У меня есть нож!»

Это правда. У меня в заднем кармане лежит складной нож, оставшийся от Кита, одного из хахалей моей матери. Они давно расстались. У Кита был мягкий, бархатный голос, куда более приятный, чем у остальных ее парней. Но хорошим человеком он не был.

– Лера? – окликает меня Беки.

Да, так я ей и представилась. Лера – это мое второе имя. Его легче произносить, чем первое.

Голос Беки меня удивляет. Скрипучий, как старушечье колено. Она наверняка заядлая курильщица.

Я киваю, вытаскиваю из кармана пухлый конверт с деньгами и протягиваю ей. Мы сошлись на восьми сотнях. Правда, сначала я предлагала пять. Беки не согласилась. Но это все равно хорошая сделка. Кузов несколько раз чинили, так что ремонт вроде как тоже входит в стоимость. По словам Беки, еще год машина точно протянет.

– По переписке казалось, что ты намного старше, – говорит Беки.

Я пожимаю плечами и настойчивее тяну руку с конвертом. «Бери уже деньги, Беки, – хочется сказать мне, – а не то я спрошу, на что ты их потратишь». Я понимаю, почему мужик, который ждет ее в машине, такой дерганый. Ясно, чего он хочет. Я узнаю этот взгляд из тысячи.

Беки поглаживает животик и подвигается поближе.

– А мама твоя знает, что ты здесь? – спрашивает она.

Я опять пожимаю плечами. Кажется, ее удовлетворяет такой ответ, но потом она вдруг хмурится и оглядывает меня с головы до ног.

– Нет, не знает. С чего бы она тебя отпустила одну невесть куда?

Тут уже не кивнешь, не покачаешь головой и не пожмешь плечами. Я облизываю губы и готовлюсь сражаться. Сейчас эта дрянь опять будет лапать мой голос своими грязными ручонками. Жаль, что ей нельзя пригрозить ножом.

– Моя м-мама ум-ум-ум…

С каждым «ум» Беки все сильнее краснеет. Она не знает, куда прятать глаза. На меня она не смотрит.

Горло сжимается, я почти задыхаюсь. У меня один выход – не пытаться соединить звуки в целое слово. Перед Беки не получится, как бы я ни старалась. Я нормально разговариваю, только когда остаюсь одна.

– … мерла.

Все, запинка позади.

Я делаю глубокий вдох.

– Господи, – говорит Беки, и я знаю: это не от того, что она прониклась ко мне невероятным сочувствием, а от того, какой дикой ей показалась моя манера речи. Она даже делает шаг назад, будто заикание заразно и обязательно передастся ее малютке. – Ты вообще… Ну, водить-то умеешь?

Меня и менее изящно спрашивали, слабоумная я или нет. Но, черт побери, этот вопрос мне задает женщина, которая не может без ошибок написать слово «пожалуйста».

Я убираю конверт с деньгами в карман – надеюсь, этот жест скажет все за меня. Мэтти говорила, что моя худшая черта не заикание, а упрямство, но не будь одного, не было бы и другого. Я готова рискнуть: пусть Беки думает, что я не готова терпеть хамство ради какой-то колымаги.

Она смущенно смеется и говорит:

– Да о чем это я? Конечно, умеешь… – А потом повторяет с куда меньшей убежденностью в голосе: – Да, конечно, умеешь…

– Да, – отвечаю я без запинок. Не каждое слово, вылетающее из моего рта, разваливается на куски.

Услышав нормально произнесенный ответ, Беки расслабляется, прекращает тянуть резину и заводит мотор, демонстрируя, что машина в порядке. Она объясняет, что пружина для крышки багажника лопнула, и шутит, что готова отдать мне палочку, которой они его открывают, без доплаты.