Сестры печали - [17]

– Миллиметры и микроны! – Сулюк горячится, древняя история заводит его. – Вот эти самые карликовые яички по массе и объему в разы превосходят массу и объем мозга нашего Зверя! В разы! – Люк потрясает вытянутым указательным пальцем, окольцованный союз с большим пальцем распадается за ненадобностью. – Зверь непроходимо туп, охренительно, непередаваемо туп! У тебя не хватит воображения, чтобы представить, насколько он туп! Так вот, это все чистая ерунда, настоящая беда в том, что твой мозг в сотню раз меньше звериного! – Сулюк срывается на крик. – Солдатик, ты тупее паровоза, четырехлапая котлета с клыками по сравнению с тобой гений чистой красоты!

Неожиданный поворот истории ставит меня в тупик. Хмурюсь под плотно облегающей резиной маской – вот все, на что хватает моей обескураженной реакции. Легкий ступор… Но кулаки на всякий случай сжимаются – это в битву вступают безотказные рефлексы.

Замечаю, что кулаки в полной боевой готовности и у моего разгорячившегося оппонента. Его угловатое, какое-то острое лицо – обтянутые кожей скулы, чуть вытянутая вперед нижняя челюсть (возможно, таковой она кажется из-за эспаньолки а-ля Политическая Проститутка Троцкий), нервно изогнутые тонкие губы, высокий, испещренный переменной глубины морщинами лоб, впалые глазницы – словно состоит из одних углов. Топорщащаяся во все стороны многодневная щетина лишь добавляет геометрической фигуре гротеска: бородатый треугольник с диагнозом. На «диагноз» работают сверкающие из-под куцых бровей глаза – вот там пылает настоящий огонь, цельная мартеновская печь! Не представляю, как она выглядит, но для красного словца…

– Ты форменный дебил! Увидел сынка и поплыл, как сучка! Включай мозг, мы посреди радиоактивного зоопарка, где обитают весьма злые гориллы, крокодилы и бармалеи! А если ты сдохнешь, Зверь в ту же секунду сожрет меня!

– Слышь, Чуковский, завязывай с истерикой, – не терплю визгов и ора, да и градус беседы пора сбивать. – Я не разобью тебе едало, если ты в течение трех минут объяснишь мне тихим и спокойным голосом суть произошедшего. За «форменного дебила» получишь волшебного пенделя в любом случае, но пищеприемник имеешь реальную возможность сохранить в неприкосновенности. Время пошло.

Сулюк недобро ухмыляется, отчего губы его изгибаются совершенно неестественным образом, так и гляди, треснут на множество малых губешек и подмножество наногубешек. Я – дитя несвершившейся нанореволюции, глупая приставка «нано» паяльником впаяна в прошивку моего головного мозга. Здравствуй, рыжий дедушка Чубайс, надеюсь, черти, что жарят тебя в эти секунды, не носят…

Не успеваю додумать, шипение маркиза заставляет забыть о предприимчивом нанодеятеле эпохи До.

– Ты хорошо слушал, о чем тебе втолковывал Витас? И, главное, хорошо УСЛЫШАЛ?!

Вопрос не в бровь, а в глаз. Слушать-то я его слушал, вот только думал все время о сыне… «Поплыл, как сучка?» Ну да, расклеился слегонца. Впрочем, посыпать голову пеплом перед надоедливым сумасшедшим – привычки не имею. Потому меняю тему:

– Витас – это Мастер Вит по-вашему, по-шизоидному?

Сулюк сплевывает:

– Мастер-ломастер Виталька… От вопроса не уходи, про мертвую реку понял что-нибудь?

Вот упертый баран!

– Зверь чует безопасный фарватер подземной мертвой реки и тупо бежит по нему до упора, до Москвы то есть. Я нахожусь с животным в ментальной связи и потому могу управлять…

– В анальной ты связи с животным! – Сулюк снова срывается на подвизгивающий крик, видимо начисто забыв о моих угрозах. Я не гордый, могу еще раз и напомнить. – Вообще ни хера не понял, горный ты удод!

Замахиваюсь, решаясь сэкономить бесполезные напоминания, но шизоид настолько потешно прикрывается зажатыми в кулачок грязными, измятыми клочками бумаги (и откуда только их вытащил? Надеюсь, моя испорченная фантазия ошибается в своих предположениях), что ударить юродивого никак не получается. Добрый я… есть такая слабость характера.

– С-специльно д-для тебя записал, п-простыми с-словами, – перепуганный, вмиг присмиревший Сулюк жмурится и заикается. Мне почти жаль поганца.

– Давай сюда свою писанину, писатель драный! – превозмогая брезгливость, протягиваю ладонь. Почти жест мира.

Он мнется в испуге сам и мнет без того измятую до безобразия бумагу. Наконец решается: «Держи!»

Кончиками пальцев осторожно берусь за уголок сулюковой рукописи и… пропускаю удар в челюсть. Гаденыш кидается на меня и тут же заваливает на спину. Вероломно! Не успеваю среагировать, как ощущаю прижатое к шее лезвие ножа. Оно наверняка холодное – так пишут во всех книжках, – но толстый резиновый ворот химзы лишает меня возможности проверить данный тезис. Приходится верить графоманам на слово.

– Еще раз вздумаешь угрожать мне, отрежу ухо! – Сулюк брызжет слюной, заплевывая мои окуляры. Хорошо, что я в противогазе! Надеюсь, слюна не ядовитая и не проест стекло…

– Солдатик, я псих, у меня и справка есть, – самозваный маркиз шипит уже по-новому, с противным прихрюкиванием. Похоже, это смех. – Один глазик выколю, другой останется, чтобы знал, говно, кому кланяться!

– Да понял я! Слезай! – пытаюсь представить Сулюка с балалайкой, наигрывающего шариковские куплеты. Получается откровенно плохо, шиз слишком интеллигентен для трехструнного народного инструмента, ему больше пошла бы виолончель. – Почитаю на ближайшем привале твои каракульки. Кстати, скоро привал?