Сестра моя Каисса - [85]

Вот уже шесть лет я пытаюсь разжечь в себе злость к нему, чтобы собраться, слиться в монолитный биток – и нанести хоть раз полноценный удар. Не могу. Неинтересно. Ну не интересен он мне – и все. Каждый раз, перед тем как сесть с ним за доску, стоит мне вспомнить, что он сейчас начнет исполнять театральное действо по написанной им дома партитуре (а он некоторые партии доводит в домашних анализах чуть ли не до финала), будет изображать глубокую задумчивость, терзания, колебания, хотя знает каждый ход заранее и во время игры разве что проверяет себя… Разумеется, этот спектакль играется не для меня – Каспаров понимает, что я знаю ему цену, – а для публики, и все же я не могу справиться с досадой, что вынужден во всем этом участвовать…

Так что же прикажете в этой книге описывать? Опять сплетни? Или пикироваться по принципу «сам такой»? Или снова и снова жаловаться на судьбу, которая не дала мне суперстимула в виде единоборства с Фишером, не дала мне подняться до себя, поэтому я и работаю во второй руке, по сопернику, делаю не все, что могу, а ровно столько, чтобы победить? И ведь Каспарова тоже регулярно бью, но в самый последний момент не хватает вот этой концентрации, максимальной мобилизации – ну хотя бы на одну партию! на последнюю точку!.. Имей я в прошлом поединок с Фишером, мой средний – впрочем, нет, не средний, – мой боевой уровень (я в этом уверен!) был бы на порядок выше. Однажды достигнув его и овладев им, я бы легко достигал его при первой необходимости. Уровень, который за доской, во время партии для Каспарова совершенно недостижим. Но теперь я уже знаю наверняка, что и сам к нему никогда не поднимусь. И мне порой бывает обидно, что Каспаров получил свой стимул для совершенства, для своей суперигры – получил меня и мою игру, а у меня этого так и не было и уже никогда не будет.

Я долго размышлял, отчего так случилось: столько матчей мы сыграли с Каспаровым, столько лет уже прошло, – а я так и не собрался написать об этой борьбе. И только недавно понял: нет потребности. А нет потребности – потому что нет вопросов. Все понятно. По крайней мере – сейчас. Может быть, когда-нибудь эта потребность возникнет, может быть, даже это случится очень скоро, – не знаю. Сейчас ее нет.

Прежде у меня было иное отношение к около-шахматной литературе. Мне было интересно рассказать, как разворачивался сюжет. Потом меня больше стали занимать подспудные силы, подводные течения – психология борьбы. Очевидно, это диктовалось самой жизнью. Ведь прежде я играл против фигур, теперь – стал учитывать личность соперника. Но прошло время – и я все больше стал задумываться не о том человеке, который сидит за доской напротив меня, а о себе. Вдруг я понял, что о себе я знаю гораздо меньше, чем полагал, меньше даже, чем о соперниках (о них мне и не нужно много знать – лишь сильные да слабые их стороны; ну, и кое-какие склонности и привычки). Я понял, что пока не разберусь в себе, я буду снова и снова повторять все те же ошибки; что пока не разберусь в себе – я никогда до себя не дотянусь.

Эта задача оказалась настолько сложной и настолько интересной, что все прежние потеряли в цене. И если бы я все же засел за книгу о борьбе с Каспаровым, она была бы только об этом – о себе. О невоплощенной мечте реализовать себя. Об этой извечной драме всего рода человеческого.

Вы спросите: так в чем же дело? Цель – есть, материала – прорва, пиши!..

В том-то и беда, что материал не тот. Шахматный – богатейший; порою – исключительно богатый; а вот человеческий – надо признать – дешевый, и в этом, разумеется, есть немалая доля и моей вины.

Причина? – ее нетрудно разглядеть. Как бы я ни старался, как бы ни вглядывался в свое единоборство с Каспаровым, никуда мне не деться от ощущения, что все это уже было в моей жизни, было! – и теперь повторяется по второму кругу. Только если прежде – особенно в первых двух матчах с Корчным – я воспринимал это как титаническую борьбу, то теперь сюжет возвратился ко мне в удешевленном варианте, и я воспринимаю его как пародию на пережитые прежде чувства и страсти, как базарную потасовку.

Повторяю: эта книга – обо мне, о развитии и странствиях моей души; это – попытка в себе разобраться, себя понять, назвать свою цену всему, что находилось во мне и окружает меня. Поэтому сюда попало лишь то, что оставляло след в моей душе, сколь бы незначительным оно ни казалось для постороннего взгляда. Этой книгой я не пытался удовлетворить досужее любопытство сторонних наблюдателей, я отвечал только на собственные вопросы. Так почему же в конце ее я должен себе изменять? Почему должен рассказывать о том, что мне неинтересно?

Борьба с Каспаровым не позволила мне узнать о себе что-либо новое. Все это я уже прошел, все это однажды в себе понял. А то, что снова и снова повторял одни и те же ошибки – так это плата за консерватизм. Мне не хочется меняться, не хочется быть другим. Я привык к себе такому, каков я есть, мне уютно с таким Карповым. Правда, вот уже книга подходит к концу, а ощущение, что я стою на пороге, не покидает меня, оно все явственней. Ну что ж, я не боюсь нового, и если завтра оно начнется, я с удовольствием приму его вызов. И если оно потребует, чтоб и я стал другим, – надеюсь, мне это удастся. Но это – дело завтрашнего дня. Я не любитель загадывать. Что будет – то и будет. Поживем – увидим.