Сестра Грибуйля - [16]

– Слушайте, Каролина, – произнес г-н Дельмис, растроганный преданностью сестры и привязанностью брата, – слушайте; есть способ все устроить: идите ко мне вместе с Грибуйлем. Такой выход устранит все препятствия.

КАРОЛИНА. – С Грибуйлем! О! Сударь, это слишком хорошо, слишком великодушно, по правде говоря… Я не смею согласиться… Я боюсь… Месье забывает, что…

Г-Н ДЕЛЬМИС, улыбаясь. – Нет, я ничего не забываю, Каролина, но думаю, что Грибуйль будет нам очень полезен во многих вещах: накрывать на стол, натирать полы, помогать в саду, выполнять поручения… О! Успокойтесь; я хорошо понимаю, чего вы опасаетесь. Я буду так хорошо объяснять ему поручения, что он никак не сможет ошибиться.

ГРИБУЙЛЬ. – Возможно ли это! Мне устроиться у вас? Кушать у вас? Работать для вас? Я не расстанусь с сестрицей, с милой Каролиной?

Г-Н ДЕЛЬМИС. – Да, мой мальчик, я предлагаю все это вам обоим. Согласны?

ГРИБУЙЛЬ. – О! Я-то согласен. Соглашайся, Каролина, соглашайся же. Поторопись, пока господин не передумал.

Г-Н ДЕЛЬМИС, смеясь. – Нет, нет, Грибуйль; я не передумываю хорошую мысль. Я передумываю только плохие.

ГРИБУЙЛЬ. – Это хорошо! Очень хорошо! Скажу вам, что одобряю вас, сударь, и прошу так и продолжать. Месье, без сомнения, заслужит все мое уважение и уважение моей сестры, не правда ли, Каролина?

КАРОЛИНА. – Простите, сударь, мой нерешительный вид; я так признательна за ваше столь великодушное предложение, господа, что не нахожу слов. Это было бы истинным счастьем для меня – усердием и преданностью оправдать ваше милостивое внимание.

Г-ЖА ДЕЛЬМИС. – Так вы согласны, Каролина?

КАРОЛИНА. – Может ли мадам в этом сомневаться – согласна, и с какой признательностью, с какой радостью!

Г-Н ДЕЛЬМИС. – В таком случае, милая Каролина, ваше присутствие необходимо уже сегодня, так как Роза ушла.

КАРОЛИНА. – Она покинула мадам?

Г-Н ДЕЛЬМИС. – Ну, то есть это я ее прогнал, за грубости, которыми она меня удостоила.

Каролина сдержала удивление и возмущение, из нежелания еще больше настроить Дельмисов против Розы; она только попросила разрешения прийти на следующий день, чтобы прибрать оставляемый дом и чтобы вернуть клиенткам белье и платья, сданные в работу. Г-да Дельмис согласились и оставили Каролину с Грибуйлем, попросив прийти завтра пораньше, чтобы приготовить завтрак.

Едва за гостями закрылась дверь, как Грибуйль принялся бурно выражать радость прыжками и скачками, вызвав улыбку у Каролины.

– Вот оно, счастье! – кричал он. – Превосходные люди!.. Вот что называется уважаемые господа!.. Каким добрым хозяином станет нам господин Дельмис! А уж как хорошо мы будем им служить! А уж как я буду им помогать! А как я буду забавлять детей! Я буду играть во все игры, в лошадь, в осла, в барана, во все, что они захотят!.. И я всегда буду с тобой! Я никогда с тобой не расстанусь! О, Каролина, Каролина, какое счастье!

Каролина разделяла радость брата, хотя и более сдержанно; она немного побаивалась будущих обязанностей, опасаясь не справиться с ними без опыта, – особенно по части кухни: в своем маленьком хозяйстве это удавалось ей без труда, но сумеет ли она готовить более изысканный стол со сложной сервировкой блюд?

«Мне следовало их об этом предупредить, – думала она, – возможно, они считают меня более умелой кухаркой, чем я есть. Я, конечно, буду стараться изо всех сил, но ведь я не обучена и не умею делать никакое тонкое блюдо. Надо им об этом сказать; обмануть было бы ужасно».

– О чем ты думаешь, Каролина? – спросил Грибуйль. – Почему ты молчишь? Ты что, недовольна?

– Очень довольна, – рассеянно отвечала Каролина, не отводя взгляда от постели матери.

ГРИБУЙЛЬ. – Как ты это говоришь!.. Да ты вот-вот заплачешь… у тебя полные глаза слез! – ответил Грибуйль, подбегая к ней с тревожным видом.

КАРОЛИНА. – Нет, я не буду плакать… только я смотрела на мамину постель и думала… что…

ГРИБУЙЛЬ. – Что она очень обрадуется, видя, как мы устроились у госпожи Дельмис, правда?

– Да… что мне придется покинуть дом, где она провела свою жизнь, где так нас любила и где эта жизнь закончилась! – вскричала Каролина, не в силах больше сдерживать слезы.

ГРИБУЙЛЬ. – Ну и при чем тут дом, раз она теперь живет на небе, у Господа? Господин кюре так сказал; он и тебе говорил; ты что, не хочешь в это поверить?

КАРОЛИНА. – Конечно, я в это верю, но мне нравится вспоминать о ней.

ГРИБУЙЛЬ. – А чуть вспомнишь, сразу заплачешь? Это нелюбезно и некрасиво по отношению к ней; все равно что ты бы ей сказала: «Моя дорогая мама, я знаю, что вы счастливы, но очень об этом жалею; я знаю, что вы больше не страдаете, но очень за это сержусь. Мне бы хотелось, чтобы вы опять были здесь, продолжали пуще прежнего страдать, не спать, стонать, плакать, как это вы делали, а я буду любоваться вашими страданиями, ухаживать за вами, не имея возможности вылечить, а Грибуйль пусть себе сидит один и скучает, пока я вами занимаюсь». Вот чего ты хочешь?

– Как это ты все рассудил, Грибуйль, – сказала Каролина, улыбаясь сквозь слезы. – Ну, постараюсь больше не плакать, и давай-ка побыстрее все уберем, расставим по местам и сложим вещи и белье, которые нам понадобятся у новых хозяев. Потом пойдем отдадим работу, которую я брала у клиенток, и вернемся в последний раз переночевать у себя дома.