Сесквоч - [22]

Большая Нога понюхал свою лапу, чтобы запомнить запах Элен. Он довольно поднял брови. Она нравилась ему, но ему нравилось еще множество вещей. У него не было хвоста, которым можно было, цепляться или использовать его в каких- то других целях. Он терпеть не мог собак и любил ходить в кино. И именно в кинотеатр для автомобилистов, где смотрят кино, не выходя из машины. Он только что посмотрел «Привидение» и был настроен романтически и, может быть, чувствовал себя немного одиноким.

Он мягко и скуляще завыл.

— Надо выйти из машины и остановить кого-нибудь, — решила Элен Митикицкая.

Так она и сделала.

Элен открыла дверь своей «Веги» 1971 года. Она успела высунуть только одну красивую ногу — и тут большая рука взялась за ручку машины.

Глава VII Элен встречается с Майком и? Ночь второго убийства

— Вам что-то нужно, милочка? — спросила женщина, выплевывая кожуру от семечек в чашку, уже полную влажной шелухи.

Женщина была широкой кости, с прической, похожей на улей, и лицом печальной гончей. На ней была блузка с большим вырезом, под которой угадывался сохраняющий формы лифчик. Ее звали Малулу, Малулу Джин.

— Мне?.. о… Нет, ничего, — сказала Митикицкая, почти шатаясь. — Мне надо встретиться с мистером Фенбергом.

— Он занят.

— Он ждет меня… — Записная книжка Элен, казалось, весила тонну. У нее не было сил. И она была вся в синяках. И такая грязная. И, хотя кошелек был тяжелым, она не подумала о том, чтобы по- дожить его на длинную дубовую стойку, отделяющую ее от секретаря.

— Вы не могли бы сказать, что Элен Митикицкая здесь?

Лицо Малулу прояснилось.

— Вы не полька? — спросила она, сплевывая кожуру от очередной семечки.

— Пожалуй, — сказала Элен. — Отец поляк. Мать датско-испанского происхождения.

Малулу нахмурилась, услышав о такой странной смеси.

— Вы наверняка слышали много польских анекдотов, — ее лицо расплылось в улыбке, и она наклонилась вперед: — Помните какие-нибудь?

— Нет.

— Ну же, расскажите, — умоляюще произнесла Малулу, склонив голову набок.

Элен глубоко вздохнула. Спокойно. Только спокойно. Она попыталась говорить вежливо и четко, как говорят с туристами, не знающими английского.

— Я приехала, чтобы встретиться с мистером Фенбергом. Не могли бы вы?..

— Да я все понимаю. Вы, случайно, не старая подружка или что-то в этом роде? — прервала ее Малулу.

— Я ничья не подружка, ни старая, никакая. Я новый репортер. Пожалуйста, мисс, мне хотелось бы… — Элен замолчала на середине фразы, загипнотизированная большой картиной работы Туберского, на которой полулежала обнаженная Флорентина. Вторую стену украшала фреска с изображением великого восстания алликликов в 1854 году. Там гремели взрывы, с людей снимали скальпы и наносили другие увечья. Туберский написал ее в период, когда злился на жизнь. Множество наград, памятных табличек и фотографий висели вокруг лосиных рогов над каменным камином. Иными словами, помещение было похоже на охотничий домик. Элен ухватилась за стойку. — Я… я… Моя машина перегрелась, и что-то гналось за мной, в прицепе остались все мои вещи.

Элен слабо махнула рукой в сторону окна.

— Вы что-то слишком грязны для репортера, — с подозрением заметила Малулу. — Конечно, у нас есть спортивный репортер, который выглядит так, будто ночует под колесами грузовика. Вот, возьмите.

Она положила на стойку упаковку влажных салфеток.

— Вам известно, что Майки вдовец?

— Нет, я ничего не знала. — Элен рассеянно вытерла руки, не заметив царапины на ладонях и суставах пальцев. Она провела салфеткой по лицу, скорее размазывал грязь, чем очищал его. — Кто такой Майки?

Малулу сказала, что так в городе называли Фенберга, а заодно сообщила сумму его заработка и рассказала, какой он сердцеед.

— Заглядываясь на него, девушки жалеют, что они уже замужем. — Малулу как бы ненароком взглянула на левую руку Митикицкой. Обручальное кольцо подозрительно отсутствовало. Малулу спросила, где Элен собирается остановиться на ночь и доверительно посоветовала не останавливаться на ранчо Фенберга, потому что там было больше всяких потрясений, чем в тарелке со студнем.

Элен сникла. У нее слегка закружилась голова, перед ней возникла расплывчатая картина, как она стоит одна в комнате дешевого мотеля и из грязного крана не течет горячая вода.

— Что, с деньгами туго?

Элен уставилась на картину алликликской резни и покачала головой.

— Нет, мне что-то нехорошо. — Она раздумывала, не упасть ли ей в обморок. Тогда она привлечет к себе внимание. Митикицкая решила, что она подчинится чувствам. Пусть это случится, и она упадет в обморок. Но тут раздался визг из соседней комнаты.

— Заболеешь раком и умрешь, так тебе и надо! — кричал кто-то пискляво и разъяренно. Явно мальчик.

— Положи ножницы, черт возьми! — прогудел другой голос, старше и мудрее. Женщины услышали звук легкого шлепка, «ой», и ножницы с грохотом упали на пол. — Вы знаете, что мне звонили весь день? Матери в истерике выкрикивали такие слова, как «месть» и «линчевание»? Вы оба влипли по уши и если еще когда-нибудь…

— Ты, мерзкий пират, я тебя ненавижу, — пронзительно завопил шестилетний.

Фенберг говорил спокойным тоном и мальчишки почувствовали, что это затишье перед грозой. Он заставил их выбирать.