Сесилия Агнес - странная история - [51]

Даже не подумала проверить, где Сесилия проводит вечера, где ночует. Твердо усвоила, что на первом месте у нее балет, и решила, что ее вечерние отлучки связаны с необходимостью практиковаться. Большей-то частью девочка была дома, сидела у Хульды, вела разговоры. Иногда присматривала за маленькой Ингой, если Хульде случалось вечером уйти по делам. Как тут заподозришь, что беда у порога?

Один из соседей как-то намекнул, что Сесилия не всегда ночует дома, но Хульда ему не поверила: иных людей хлебом не корми – дай только посплетничать! Нет, она совершенно уверена, что Сесилия спит дома, в своей постели, и пересуды эти слушать не станет. А вынюхивать украдкой тем паче.

Только обнаружив, что Сесилия ничегошеньки не ест, Хульда всполошилась и попыталась выяснить, в чем дело. Сперва она подумала, что девочка решила сбросить вес. Но зачем? Какая в этом необходимость? И без того тоненькая как тростинка!

– Я, конечно, знала, что тех, кто занимается балетом, не назовешь обжорами. Но совсем без еды они ведь тоже не могут, верно? А Сесилия морила себя голодом. Почему, скажите на милость?

Девочка ссылалась на завтраки, которые брала с собой. Мол, этого больше чем достаточно. Но Хульда ей не верила, подозревая, что охотников расправиться с завтраками там хватает. Сама Сесилия вряд ли много съедала. А корзинка вечером почти всегда была пустая. Еды нет, но девочка день ото дня худеет. Что-то здесь было не так, и Хульда встревожилась.

Кто же это без зазрения совести лопает девочкины завтраки, и душа у мерзавца не дрогнет, что она тает на глазах!

Неужто сам этот знаменитый танцор?

Может, внушает ей, что надо худеть ради балета? Может, он по правде-то бессердечный изверг?

– Н-да, очень я его подозревала, балетчика этого. Но до самого худшего так и не додумалась, – с горечью сказала Хульда. – У меня даже мысли об этом не мелькнуло. Я злилась из-за пары бутербродов, а на самом деле речь шла совсем о другом. Наивная я была в ту пору, ужасно наивная. – Хульда покачала головой, взглянула на Нору и вдруг изумленно вытаращила глаза. – Что это у тебя?

Нора задумчиво теребила хрусталик на серебряном браслете-цепочке. Хульда узнала браслет, и Нора рассказала, как он к ней попал.

– Эта вещица принадлежала Сесилии?

– Совершенно верно. – Хульда кивнула. – Он ей подарил. Двенадцатого июля, на день рождения. Вечером она вернулась домой с браслетом, сияя от счастья. Помню, я испекла торт, с семнадцатью свечками. Мы устроили маленький праздник, я сделала несколько фотоснимков и послала Хедвиг в Париж. Написала о празднике и о браслете. Позднее она, кстати, по одной из моих фотографий нарисовала миниатюрный портрет Сесилии. Ты, наверно, видела его? В куклином медальоне.

Разумеется, Нора видела миниатюру! «Сесилия в 17 лет» – на обороте так и было написано, а рядом дата и подпись: «X. Б., 1923 г.». Стало быть, образцом послужила фотография, сделанная Хульдой.

– Ну да, я снимала своей старой фотокамерой. Нора расстегнула цепочку, подняла к свету.

Хрустальная капелька так и засверкала.

– Как же я могла найти этот браслет? Ты что-нибудь понимаешь?

– Но она ведь потеряла его. – Хульда посмотрела на Нору так, будто речь шла о чем-то самоочевидном. – Мы ужасно расстроились. Искали повсюду. Но он как сквозь землю провалился. Получила в подарок ко дню рождения, а всего через неделю уже потеряла. Недолго он у нее пробыл.

Хульда неодобрительно взглянула на браслет. Счастья он не принес. И лично ей никогда не нравился. Хрусталик этот с виду точь-в-точь как слеза.

– Мне такое даже в голову не пришло! – Нора опять надела браслет.

– А мне пришло! – жестко отрезала Хульда. Она надолго замолчала. И лицо ее все больше мрачнело. – Видишь ли, Сесилия забеременела. И голодом себя морила, чтобы никто этого не заметил. А вовсе не ради балета… Мало того, она еще и утягивалась. От природы ростом не вышла, но все равно добыла корсет и туго-натуго утягивала живот. Так что внешне вообще не было заметно… Я знать ничего не знала, пока не пришло время родить и скрывать стало невозможно. Странно, право слово.

В конце лета Сесилия вдруг собралась в Стокгольм. Только не говорила зачем. Но все-таки Хульда вытянула из нее, что она хочет проведать Агнес, то бишь свою родную мать. Еще не легче! Что ей там понадобилось, они ведь не поддерживали никаких отношений.

Однако Сесилия, видать, надеялась, что именно Агнес поймет ее и не откажет в помощи. Не столько потому, что Агнес ей мать, на сей счет она не обольщалась, а скорее потому, что некогда Агнес попала в такое же положение, как теперь Сесилия. Тоже забеременела и тоже без мужа. И родить ей пришлось тайком. Так на свет появилась сама Сесилия.

Оттого-то она и надеялась на Агнес.

Увы, надежды ее пошли прахом.

Агнес только испугалась. Сунула Сесилии сотню крон и выпроводила домой. Даже переночевать не оставила. Велела ехать обратно к Хульде. И пожалуй, так было лучше всего.

Сесилия вернулась в тот же вечер, вот тогда Хульда все и узнала. Как обухом по голове.

– Но тут мне винить некого. Надо было держать глаза нараспашку…

Дело, наверно, в том, что все превозносили этого балетчика до небес – знаменитость, светило как-никак. Считали его человеком порядочным, благородным. Никто слова худого о нем не говорил.