Съешьте сердце кита - [79]
«Фольклор, фольклор, — облегченно вздохнул я, — сплошное на острове устное сочинительство. Ну, кажется, пронесло, не задели…»
Но обрадовался преждевременно, потому что сзади тотчас крикнули задорно:
— Дядя, куда торопишься?! Не боись! Нам не нужна твоя сберкнижка!
Поздно! Я был уже далеко, вне досягаемости злых язычков, и весело нашептывал: «Уберите этих девок… Уберите их, потому что они тоже стихия, способная клокотать огненным расплавом и рушить любые берега!»
В конечном счете здорово, что они такие. Что им не нужна ничья сберкнижка.
Шумят над островом тропические циклоны. Будто началась материковая весна, так тепло и так вольно дышится. Раздувает шалым приворотень-ветром юбки, которые бочонками и колоколами, треплет блузки, которые бесхитростны, как сорочки у бравых парней. Сквозь волосы, спелой травой оплетающие лица, липнущие к губам, разбойно взблескивают глаза, и губы дрожат, пухнут от сдерживаемого смеха: «Уберите эту речку…»
Я постучал в комнату номер восемнадцать: здесь жила еще недавно Жанна Вертипорох. За дверью сказали как будто «да». Я вошел.
На кровати лежал кто-то, с головой укрытый бордового цвета одеялом, и никого больше в комнате не было.
— Простите, я хотел узнать, что с Жанной…
— А вы, часом, не ветеринарный студент?
— Нет.
— Жанна уехала.
— Как уехала? Она же была больна. Ее еще в больницу увозили…
Голос, доносившийся из-под одеяла обесцвеченно-монотонно, все же показался мне знакомым.
— Ей Соня Нелюбина дала денег, потому что у той ни гроша, а еще немного местком выделил… Не знаю, за какие трудовые натуги.
— Соня дала денег?
— Дала, а что?..
— Не похоже на Соню, чтобы такая благотворительность…
— Бросьте вы! Какая уж она ни есть, Жанна, но не пропадать же ей на корню, у всех на глазах. Не хочешь работать — катись, мы тебе даже денег дадим на проезд и харчишки. Может, на материке придешь в чувство, там для этого более подходящие условия. Я ей тоже немного дала. Много — такой пожалела, а немножко — пусть пользуется.
Выслушав это, я сказал:
— Откройтесь же вы наконец!
Одеяло шевельнулось, выпростались русые волосы и красный, как бы обожженный солнцем лоб, . почти неразличимыми щелочками сверкнули и потухли глаза.
— Здрасьте, Павел. И не смотрите на меня, пожалуйста. Я то, что раньше называлось Дианой Стрелец.
— Ба, ба, ба! Здорово, Дина! Как вы здесь очутились, вы ведь жили в другой комнате?
— Сменила прописку. Лидка попросила — вот которая в вечернюю школу ходит, чтобы я ей с математикой помогла.
— Да, но что же это с вами приключилось?
— Я ходила на сопку четыреста двенадцать. Жила с девчонками, еще в той комнате — они какие-то унылые девчонки! Их ничто не интересует. Сидят себе на кроватях, а то ходят на осточертевшие эти танцы, возвращаются в пылюке и жалуются, что скучно, что скорее бы домой… А какой чудесный остров! Они его не знают… Ну, я и пошла сама.
Диана подтянула одеяло жутко бордового цвета. Осталась видна только полоска лба, отблескивающего червонной медью.
— Там, знаете, как здорово? Там есть такая береза, ее стволы стелются почти над землей и образуют как бы изогнутые рамы, а в те рамы видна бухта наша, и поселок, и сейнера — и так все это весело, все нарядно. И там еще между двух холмов виден клин океана в барашках, будто тельник на груди моряка…
— Смотрите, как у вас получается, — сказал я. — Вроде стихи…
— Да, да, да! А сверху видна вся эта земля, весь Шикотан и Край Света тоже.
— Покажите ваше лицо. Ипритка?..
— Она. Сумах ядовитый… Я там, знаете, поспала немного. И вообще это было давно, с неделю назад. А вчера волдырчики повыступали на теле, зуд ужасный. Ну, я еще в ночь сходила на работу, а сейчас вот лежу. Глаза почти не раскрываются, позапухли. Такая гадость… хуже яда. Яд хоть высосать можно, если змея укусит, а ипритка входит в тело незаметно и таится. А потом — через неделю или две — нате вам, пожалста!
Она шевельнула под одеялом рукой. — Там, на подоконнике, ипритка. Три каких-то вида. Один — точно ипритка, потому что все они лежали у меня за пазухой, а теперь у меня такой образовался пояс из волдырей.
— Каракатица тоже ваш трофей?
— Ага.
— Зачем она вам?
— А так, поймала в прибое. Можно сварить для пробы, их ведь едят, но вот некстати слегла. Нужно Музе сказать, она знает в них толк. Ее конфетами не корми — дай пожевать каракатицу.
Я смотрел на нее, на эту девушку, сознательно привившую себе пренеприятнейшую болезнь, чтобы узнать, как справятся с нею упрямый дух и тренированное тело, и думал, что она так же спокойно, если придется, привьет себе чуму, или холеру, или какую-нибудь новую болезнь, чтобы выведать, как с ней надобно людям бороться. Диана была из племени героических людей.
Рубенс, и Ренуар, и даже пасторальный Буше, писавшие классических Диан, — все они жалкие дилетанты. И Рубенса и Ренуара ослепляла пышная, по-осеннему изобильная натура. Но Диана никогда не была склонной к полноте. Она имела талию на загляденье! Короче, образцовая Диана — это Динка Стрелец. С ее остро удлиненным лицом, с сухими формами прирожденной охотницы и следопыта, с ожогами от ипритки. Вот образцовая Диана, если на то пошло.
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.
Семейная драма, написанная жестко, откровенно, безвыходно, заставляющая вспомнить кинематограф Бергмана. Мужчина слишком молод и занимается карьерой, а женщина отчаянно хочет детей и уже томится этим желанием, уже разрушает их союз. Наконец любимый решается: боится потерять ее. И когда всё (но совсем непросто) получается, рождаются близнецы – раньше срока. Жизнь семьи, полная напряженного ожидания и измученных надежд, продолжается в больнице. Пока не случается страшное… Это пронзительная и откровенная книга о счастье – и бесконечности боли, и неотменимости вины.
Книга, которую вы держите в руках – о Любви, о величии человеческого духа, о самоотверженности в минуту опасности и о многом другом, что реально существует в нашей жизни. Читателей ждёт встреча с удивительным миром цирка, его жизнью, людьми, бытом. Писатель использовал рисунки с натуры. Здесь нет выдумки, а если и есть, то совсем немного. «Последняя лошадь» является своеобразным продолжением ранее написанной повести «Сердце в опилках». Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Основными героями повествования снова будут Пашка Жарких, Валентина, Захарыч и другие.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.