Серый пилигрим - [44]

Ехали они уже довольно долго. Солнце припекало почти по-летнему, и это было очень кстати – Барту, наконец, удалось согреться.

Почти всю дорогу хранили молчание. Это было совсем не в духе юного Твинклдота, однако Барту передалось мрачное, судя по всему, настроение Серого. Даже лошадь, казалось, дала обет молчания – ни разу не фыркнула. Только мерный топот копыт, приглушаемый мягкой землей, да поскрипывание кожаной сбруи.

Дорога постепенно забирала влево, а вскоре поползла вверх по пологому склону холма. Земля здесь была посуше, и утрамбована лучше. Гнедая кобыла мага ускорила шаг, тряхнула головой и тихонько, будто жалобно, заржала.

– Знаю, знаю, Принцесса, – пробормотал Серый. – Потерпи.

– Принцесса? – переспросил Барт.

– Так зовут мою лошадь, – чуть повернувшись в седле, ответил маг. – Там, за холмом – постоялый двор. Остановимся ненадолго.

Барт чуть с лошади не свалился от радости.

– Наконец-то! Если честно, я весь зад уже отсидел, господин. Да и вам, я вижу, нужно отдохнуть.

– Ты прав, Бартоломью. Ты прав… – после некоторой паузы ответил Серый и несильно хлестнул лошадь по боку уздечкой.

Когда дорога перевалила через холм, они будто попали в совершенно другую страну. Серая каменистая почва сменилась пожухшей от утренних заморозков, но все еще зеленой травой, дорога расширилась чуть ли не вдвое и влилась в перекресток, возле которого возвышался монументальный столб, испещренный всякими непристойными надписями от основания до самого верха. Впрочем, нашлось здесь место и для обшарпанной доски с названием постоялого двора – «Старый якорь».

Дорога, пересекающая ту, по которой они приехали, была куда шире, а на перекрестке даже вымощена крупными булыжниками.

– Это уже Валемирский тракт? – спросил Счастливчик.

Маг отрицательно покачал головой и еще раз хлестнул лошадь, направляя ее к огороженному покосившимся плетнем двору.

Сам постоялый двор представлял собой невразумительное нагромождение всяких построек. С ходу отличить харчевню от конюшни или, к примеру, от курятника было решительно невозможно. Однако Серый, видимо, был здесь не впервые, так что безошибочно проследовал в узкий проход между двумя постройками. Проход вел во внутренний двор, к длинной коновязи.

Тощий мальчишка с копной желтых, как солома, волос, выскочил навстречу и принял поводья. Барт, оттолкнувшись руками от крупа, спрыгнул на землю позади лошади и придержал стремя Серому.

– Напоить. Овса дать. Почистить, – забрав свой заплечный мешок, скомандовал маг мальчишке.

Тот кивнул, протяжно шмыгнул носом и потянул кобылу под навес, к поилке.

– Куда теперь? Может, поедим? – спросил Счастливчик.

– Помолчи-ка, Бартоломью, – негромко ответил маг. Он будто к чему-то прислушивался.

Насторожился и Барт. Расслышал пьяные крики и хохот, доносящиеся из-за стены.

– Эй, малый, – окликнул Серый тощего юнца.

– Ась?

– Похоже, ваше заведение пользуется завидной популярностью…

– Чего?

– Я говорю – народу у вас нынче много?

– Дык, это… Торговец один остановился, с обозом, с охраной. Богатый. Вон одна из его повозок. Остальные на заднем дворе, но все там не поместились.

Серый, взглянув на повозку, почему-то помрачнел. Хотя, казалось бы – повозка как повозка – объемистая, крытая, с потрепанным полотняным верхом. На полотне с правой стороны схематично намалевана птица с расправленными крыльями – не то орел, не то ворон.

– Комнат, небось, не осталось?

Юнец пожал плечами и снова шмыгнул носом.

– Мы, похоже, не вовремя? – осторожно поинтересовался Барт.

– Зайдем, спросим. Выбора у нас нет, – поморщился Серый.

Барт увидел, что лицо его, скрывающееся под тенью капюшона, блестит от пота.

– Держись позади и помалкивай, – сказал маг и, развернувшись, пошагал обратно по проходу, через который они приехали. Длинные полы его балахона, качнувшись, взметнули облачка пыли и соломенной трухи.

Дверь в харчевню была приоткрыта, изнутри пахло пивом и чем-то съедобным. У Барта в животе сразу же заворочался тугой скользкий комок, и он, едва не наступая Серому на пятки, ринулся вперед.

По сравнению со злополучной «Барракудой» это заведение показалось ему верхом уюта и чистоты. Зал с длинными, как корабельные сходни, столами, вдоль дальней стены – лестница на второй этаж. Под лестницей – целый штабель пивных и винных бочонков, стойка, сплошь заставленная разнокалиберными глиняными кружками. В углу – огромный, светящийся изнутри багровым пламенем очаг, над которым млеет целиком насаженный на вертел поросенок. На бревенчатых стенах – старые подковы, овечьи шкуры, не очень удачно сделанное чучело филина и полновесный корабельный якорь, которому постоялый двор, видимо, и был обязан своим названием. Здоровенная разлапистая железяка была закреплена на дальней стене толстыми скобами и смотрелась весьма внушительно.

За столом у самого очага расположилась лихого вида компания – судя по всему, охрана обоза. Не меньше дюжины бородатых красномордых молодцов, все, как один – в стеганых гамбезонах или куртках из жесткой лосиной кожи с нашитыми поверх деревянными или железными пластинками. На одном, разукрашенном жуткого вида шрамом на весь лоб, маслянисто поблескивала свежей работы кольчуга без рукавов. Оружия было много, и все на виду – в основном дубинки и кистени, а возле того, что в кольчуге, на столе лежал наполовину вытащенный из ножен корд с широким, как весло, клинком.