Серый кардинал - [28]

— Думаю, что справлюсь.

— Вообще-то из тебя классный разведчик получится. Я тебя выучу, слово даю.

— А не староват ли я для этого?

— Помнишь, очень давно ты говорил, что борьбой паука надо начинать заниматься в сорок лет, когда человека ничто уже не может отвлечь? Теперь тебя ничто не сможет отвлечь, в том числе и внешность той особы, к которой ты пойдешь. Бабенке около тридцати, тебе она покажется лет на пять моложе. Значит, так — все время оглядывайся, определи, не «пасут» ли тебя. Когда позвонишь в квартиру Рытовой, сразу скажи ей, что от Клюева, меня она хорошо знает. Скажешь, что я ее очень срочно хочу видеть. Записку я напишу, ты ей сразу передашь, когда она дверь приоткроет. Знатная дверь, сам увидишь. В квартиру тоже не входи на всякий случай, подождешь Рытову на площадке или внизу. Фиг его знает, может быть, там засада уже, хотя это было бы о-очень нежелательно. Но «пушку» ты обязательно возьми, вот этот, ПБ. Назад будете ехать на такси или на «частнике», денег я дам. Галина Петровна привыкли, конечно, на «Форде» своем раскатывать, но пока это, скажем так, совсем не обязательно, а если выражаться определеннее — совсем не надо этого делать.

Бирюков добрался до дома, в котором жила бухгалтер и по совместительству любовница Влада, меняя направление. Он убедился, что за ним никто не следил. Никому он не нужен. Идиотизм, конечно — ехать в автомобиле за переполненным трамваем, в котором он преодолел основную часть пути. Только в дешевых приключенческих фильмах можно такое увидеть. Но все же инструкциям Клюева он следовал неукоснительно, перед подъездом прошелся несколько раз взад-вперед, незаметно оглядываясь по сторонам. Народ все занятой вокруг сновал, суетной, на лицах печать унылой озабоченности. Он и сам, наверное, так выглядел. С трудом верилось, что вчера они с Клюевым попали в такую переделку. А сегодня, при свете апрельского дня, все выглядит спокойно и умиротворенно. Хорошее свойство у человеческой психики — всегдашняя настройка на спокойное, размеренное течение событий.

Он нащупал в кармане куртки пистолет, снял с предохранителя. Вспомнив слова Клюева о том, что из него выйдет классный разведчик, улыбнулся и покачал головой.

Дверь квартиры была на третьем этаже. Бирюков сверился с запиской: правильно, пятнадцатая квартира. Можно было и не сверяться, дверь тут одна такая, знатная, как Клюев выразился. Тяжелая, стальная. Но сделана не топорно, сварных швов не видно, петли выглядят даже изящными, замочная скважина помещается в латунном кружке, дверной глазок тоже блестящим колечком окружен. Номер прикреплен — черные цифры на сверкающем хромовом фоне. Дверь и дверная коробка покрыты каким-то матово-желтым металлом или сплавом. Два праздных вопроса напрашиваются у любого, кто на эту дверь смотрит: сколько все это великолепие стоит и можно ли его прошибить, допустим, из охотничьего ружья двенадцатого калибра.

У Бирюкова подобные вопросы, естественно, тоже возникли, но и еще об одном он подумал: чего стоит обладание кучей денег, если приходится устанавливать такие двери и каждую минуту ожидать событий, подобных тем, что произошли вчера в баре у Влада Рогунова.

Он нажал на кнопку звонка и, к своему удивлению, всего через несколько секунд услышал женский голос: «Кто?» Голос, хотя и мелодичный, приятный, как показалось Бирюкову, дрожал. Неуверенность, тревога — это понятно, раз она за такой дверью прячется, Но и дерганость какая-то, нервозность в тоне Рытовой. «Как у наркоманки или алкоголички. Но Клюев ничего такого не говорил, а уж точно сказал бы, если бы так на самом деле было.»

Дверь начала открываться. Вовнутрь. Правильно продумано — хозяин квартиры не должен высовываться наружу, за порог выходить.

— Я к вам от Евгения Клюева, вашего знакомого, — произнес Бирюков заученную фразу. «Почтальон Печкнн блин, принес заметку про вашего мальчика.» — Он велел передать вам записку.

За дверью что-то щелкнуло. Наверное, Рытова вставила цепочку в щель. Интересно, какая должна быть «цепочка» чтобы соответствовать этакой махине, весящей больше центнера? Дверь, наконец, раскрылась до такой степени, что Бирюков смог рассмотреть женское лицо в просвете. А цепочки, как ни странно, не было. «Ни фига себе. Для чего же такая броня, если слабая женщина отпирает любому незнакомцу? Что за беспечность? Знает она, что случилось с ее другом? Глаза у нее… Неестественное выражение.»

— Вы один? — дрожит, дрожит голос. И бледная Рытова, до майонезного оттенка бледна.

— Один, — Бирюков на всякий случай оглянулся.

— Тогда входите.

И тут случилось нечто странное: Рытова указала глазами влево, в ту сторону, куда должна была пойти дверь. Да, точно, указала. Глаза предупреждали, молили.

Рытова отступила, а Бирюков сделал то, чего даже сам от себя не ожидал — изо всей силы пнул дверь ногой, чтобы через долю секунды почувствовать: он кого-то зашиб стальной громадиной, здорово зашиб.

А в следующее мгновенье он перепрыгнул через порог, схватил Рытову, ощущая, какие у нее слабые и безвольные плечи, и толкнул на силуэт, возникший в полутемной прихожей. Рефлексы остаются рефлексами — человек в прихожей поймал летящее на него тело. И тотчас же получил сокрушительный удар в лицо. Еще совсем недавно Бирюков был в состоянии разбить этим ударом кирпич, подвешенный на веревочке. Теперь этого удара хватило для того, чтобы переносица незнакомца подалась внутрь, словно спичечный коробок. Человек упал на спину, грузно, как сваленная колода, Рытова повалилась на него, продолжая движение по инерции. Среди шума падения тел ухо Бирюкова уловило еще один звук: на паркет упал какой-то небольшой, но тяжелый предмет.