Серп луны - [2]

Я привыкла к нашей комнате, и мне всегда казалось, что в ней много вещей, но теперь, помогая маме найти что-нибудь, я поняла, что их очень мало. «Мама, а что мы будем есть?» Она, плача, протянула мне серебряную шпильку единственную драгоценность в доме. До этого мама не сколько раз вынимала ее из волос, но не решалась зале жить. Эту шпильку ей подарила бабушка в день свадьбы. Мама велела оставить зеркало и отнести в ломбард шпильку. Я побежала обратно, но большие страшные ворота были уже закрыты. Я села на ступеньку, зажав шпильку в кулаке. Громко плакать я не смела: я смотрела на небо и снова сквозь слезы видела серп луны. Я плакала долго, до тех пор пока из темноты не появилась мама; она взяла меня за руку. Какие теплые у нее руки! Почувствовав их тепло, я забыла все неудачи и даже голод. Всхлипывая, я сказала: «Мама, пойдем спать. Завтра утром я снова приду сюда!» Она молчала. Мы прошли немного: «Мама, посмотри на серп луны, он был таким же, когда папа умер. Почему он всегда висит косо?» Мама молчала, рука ее слегка дрогнула.

5

Мама целыми днями стирала чужое белье. Мне всегда хотелось помочь ей, но я не знала, как это сделать. Я только ждала ее и не ложилась спать. Иногда серп луны уже был высоко в небе, а она все еще стирала вонючие носки, похожие на твердую коровью шкуру,– их присылали приказчики. После стирки этой гадости мама уже не могла есть. Я сидела около нее и смотрела на серп луны; в его луче мелькала летучая мышь, словно нанизанная на серебристую нить, и вдруг медленно исчезала в темноте. Чем больше я жалела маму, тем сильнее меня притягивал серп луны; становилось легче на душе, когда я смотрела на него. Летом он был еще красивее, от него всегда веяло прохладой, словно он был изо льда. Мне очень нравилось, когда легкие тени, падающие на землю в лунную ночь, вдруг исчезали,– становилось особенно темно, звезды светили еще ярче, а цветы пахли еще сильней. В саду соседнего дома было много цветов и деревьев, с большой акации к нам падали белые лепестки, устилавшие землю точно снег.

6

Мамины руки от стирки стали жесткими. Иногда я просила ее почесать мне спину, но не смела часто утруждать она слишком уставала. Вонючие носки лишали ее аппетита. Я знала: мама что-то обдумывает. Она иногда откладывала белье в сторону и замирала. О чем она думала, я не могла угадать.

7

Мама просила меня не упрямиться и называть его папой. Она нашла мне нового отца. Я знала это был Другой, потому что папа лежал в могиле. Говоря мне о новом отце, мама отводила глаза в сторону. Глотая слезы, она сказала: «Я не могу допустить, чтобы ты умерла с голоду Да, это заставило маму найти мне другого отца. Я многого тогда не понимала, мне было страшно, но я надеялась, чтотеперь мы не будем голодать. Какое удивительное совпадение! Когда мы покидали нашу каморку, в небе снова висел серп луны. В этот раз он сиял ярче и казался зловещим – я уезжала из своего дома, к которому так привыкла. Мама села в красные свадебные носилки, впереди шли несколько музыкантов; звуки барабанов и труб оглушали. Носилки двигались впереди, какой-то мужчина вел меня за ними Зловещий свет луны как бы дрожал на холодном ветру. На улицах было пустынно, и только одичавшие собаки с лаем бежали за музыкантами. Носилки двигались очень быстро, Куда? Может быть, маму несли на кладбище? Мужчина тащил меня за собой. Я с трудом поспевала, мне хотелось плакать, но я не могла. Рука мужчины была потная и, как рыба, холодная. Я хотела крикнуть: «Мама!» – но не смела. Серп луны вдруг стал уже, словно прищуренный большой глаз. Носилки внесли в узкий переулок.

8

В течение трех-четырех лет я как будто не видела серпа луны. Новый папа относился к нам хорошо. У него были две комнаты, он с мамой занимал одну, я спала в другой. Сначала я хотела спать с мамой, но через несколько дней полюбила свою маленькую комнатку. Белоснежные стены, стол и стул – мне казалось, что все это мое. И одеяло теперь было толще и теплее, чем раньше. Мама пополнела, на щеках появился румянец, и с ее рук понемногу сошли мозоли. Мне уже не приходилось бегать в ломбард закладывать вещи. Новый папа отдал меня в школу. Иногда он даже играл со мной. Не знаю почему, но я не любила называть его папой, хотя понимала, что он очень хороший человек. Он догадывался обо всем. Он часто шутил, и, когда смеялся, его глаза становились красивыми. Мама тайком уговаривала меня называть его папой, да я и сама чувствовала, что не стоит быть слишком упрямой. Ведь мы с мамой теперь сыты благодаря ему… Я не припомню, чтобы в эти три-четыре года я видела серп луны… Возможно, я видела, только забыла… Но я всегда буду помнить, каким он был, когда умер папа, и каким он был, когда маму несли в красных носилках. Я навсегда запомнила это холодное бледное сияние, словно от куска нефрита…

9

Я полюбила школу. Мне всегда казалось, что в школе много цветов, хотя на самом деле их там вовсе не было. Стоит мне вспомнить школу – и на память сразу приходят цветы, так же как мысли о папиной могиле вызывают воспоминание о серпе луны за городом, о его сиянии, дрожащем на слабом ветру. Мама очень любила цветы, но не могла их купить. Иногда ей дарили цветы, и она, счастливая, сразу же прикалывала их к волосам. Случалось, и я приносила ей один-два цветка; воткнув их в волосы, она молодела. Мама радовалась, я тоже радовалась. Школу я любила. Может быть, поэтому, думая о школе, я вспоминаю о цветах?