Серп и молот против самурайского меча - [101]
Из телеграммы советского посла в НКИД СССР от 7 июня было ясно, что Япония готова при положительной реакции на предложения Хирота, пойти на возвращение нашей стране Южного Сахалина, передачу части Курил и отказ от рыболовства в советских конвенционных водах[511].
Но отсутствие конкретных уступок в предложениях японского представителя вследствие недооценки им тяжести военно-политического положения Японии позволило советскому послу позднее, в соответствии с инструкцией Молотова от 13 июля того же года, утвержденной Сталиным, сослаться на слишком общий, неконкретный характер предложений, не позволяющий советскому руководству принять решение.
На следующих встречах 24 и 29 июня Хирота частично конкретизировал свои предложения об уступках Токио, заявив о готовности Японии в обмен на соглашение о поддержании мира в Восточной Азии на нейтрализацию Маньчжоу-го, ликвидацию своих рыболовных прав в советских концессионных водах при условии снабжения Японии нефтью и обсуждение всех любых других вопросов по желанию советской стороны. В их число могли быть включены и не названные конкретно вопросы принадлежности Южного Сахалина и Курил[512]. Это подтверждается содержанием предложения генерал-лейтенанта Кодзи Сакаи о направлении в Москву Ф. Коноэ, одобренного императором, в котором в качестве условий прекращения войны со стороны Японии ставились сохранение как минимум 1) государственного строя и 2) территории метрополии, исключая острова Окинава и Огасавара и включая Южные Курилы, т. е. условий, с которыми «не мог состязаться американский план отдать все Курильские острова Советскому Союзу»[513].
В ответ на предложение японской стороны Малик, в соответствии с упомянутой инструкцией, ограничился заявлением о том, что он доведет содержание беседы с японским представителем до сведения правительства СССР. Позднее Малик, сославшись на недомогание, японских представителей больше не принимал, и тогда в Токио решили попытаться перенести переговоры в Москву.
С этой целью 12 июля император Хирохито назначил другого бывшего премьер-министра принца Фумимаро Коноэ своим представителем на переговорах с СССР, и 13 июля посол Японии в СССР Сато в беседе с заместителем министра иностранных дел С.А. Лозовским, вручив послание императора Хирохито по этому вопросу, просил принять Коноэ в Москве как его личного представителя. Но Лозовский сказал, что ответа советского правительства до отъезда Сталина и Молотова в Потсдам (14 июля) получить будет невозможно[514].
18 июля Лозовский в письме японскому послу от имени советского правительства сообщил, что оно не видит возможности дать какой-либо ответ, так как в послании императора нет никаких конкретных предложений.
После встречи с Лозовским 20 июля посол Японии направил в Токио телеграмму, в которой настаивал на ее фактической капитуляции при условии сохранения государственного строя во имя спасения японского народа, но МИД Японии проигнорировал его мнение[515].
25 июля Сато заявил Лозовскому, что конкретные предложения Коноэ сообщит в случае согласия советского правительства на его приезд в СССР. 30 июля Лозовский сообщил, что ответа на предложение Сато пока не поступало.
В связи с этим можно вполне согласиться с выводом японского историка X. Вада, что, предложив СССР только часть уступок, которые допускал Высший совет по руководству войной в своем решении от 14 мая, руководство МИД Японии «продемонстрировало низкое качество своей дипломатии» в завершающий критический период Второй мировой войны[516].
2. ПОТСДАМСКАЯ (БЕРЛИНСКАЯ) КОНФЕРЕНЦИЯ И РЕШЕНИЕ СОЮЗНИКОВ В ОТНОШЕНИИ ЯПОНИИ
Потсдамская (Берлинская) конференция высших руководителей трех великих держав — СССР, США и Великобритании началась менее чем через сутки после успешного испытания в США первой атомной бомбы и получения американским президентом сообщения об этом историческом событии.
В связи с этим в последние годы в литературе по истории советско-японских отношений с учетом мнения, высказанного премьер-министром Великобритании У. Черчиллем 16 июля в беседе в Потсдаме с президентом США, а также позиции секретаря Государственного департамента Дж. Бирнса и его сторонников, утверждается, что и Трумэн на первой встрече с советским руководителем стал склоняться к нежелательности участия СССР в войне с Японией в связи с возможностью обойтись без него в результате применения против Японии нового разрушительного оружия огромной мощности[517].
В подкрепление этой мысли приводится утверждение, что в ответ на сообщение Сталина, который в этой беседе сказал, что «со стороны советского правительства имеется полная готовность идти вместе с США», американский президент не заявил, что «США ожидают помощи от Советского Союза»[518] вопреки свидетельству советских архивов, он просто промолчал, как это видно из архивов США[519] и аналогичной версии переводчика Сталина В.М. Бережкова[520].
Однако против этой версии свидетельствует прежде всего текстологическое противоречие — в советской записи этой беседы говорится о том, что высказывание Трумэна: «США ожидают помощи от Советского Союза» в войне с Японией, в отличие от Великобритании, предшествует сообщению Сталина Трумэну о том, что СССР готов вступить в войну с Японией к середине августа, а, например, В.М. Бережков, а за ним и Б.Н. Славинский пишут, что президент США решил промолчать
