Серьги с алмазными бантами - [83]

– Вы хотите сказать, что он собирается завтра в этой церкви обвенчаться? – вдруг понял Василевский. – Но тогда ему нет смысла далеко увозить девочку, ведь мать никогда не выполнит требования шантажиста, пока тот не покажет ей ребёнка.

– Совершенно справедливо, – подтвердил Щеглов.

– Но тогда получается, что они всё ещё в коттедже?

– Мне тоже так кажется…

Елена вскочила с дивана и кинулась к Щеглову.

– Пётр Петрович, поедемте немедленно, я покажу дорогу! – умоляла она, вцепившись в отвороты синего мундира.

– Поедем, обязательно поедем, – успокоил её Щеглов и предложил: – Вы оденьтесь попроще: платье потемнее, плащ, ботинки крепкие.

Поняв его, маркиза вылетела из гостиной, а Щеглов оглянулся на Василевского.

– Оружие нам нужно, ваше сиятельство. У меня с собой лишь один пистолет.

– У меня в коляске лежит ещё один…

– Хоть что-то, – оценил Щеглов, – возьмем ещё на кухне пару ножей подлиннее. Нам надо выезжать немедленно – хорошо бы добраться до коттеджа ночью. К счастью, преступник считает Елену Николаевну одинокой вдовой: в записке он упоминает лишь слуг и представителей власти, о друзьях и знакомых речь не идёт. Если это так, то шантажист не будет ждать сегодня ночью мужчин с оружием.

– Ваши слова – да Богу в уши…

– Надеюсь, что так и будет, – отозвался Щеглов и тихо добавил: – Других вариантов, да и времени у нас всё равно уже нет.

В этом с ним нельзя было не согласиться.

В гостиную вошла Елена в чёрном плаще с капюшоном. Под ним виднелось тёмно-синее платье, на ноги она надела высокие ботинки.

– Я готова, – сообщила она.

– Тогда поехали, – откликнулся Василевский.

В коляску запрягли свежую пару. Щеглов взобрался на козлы, Александр помог Елене устроиться на сиденье, сел сам, и экипаж выехал за ворота.

Глава тридцать первая Коттедж на Сене

Время давно перевалило за полночь, а они всё ещё ехали по берегу, выбираясь из города. Лошади бежали по широкой и ровной дороге, с одной её стороны серыми тенями выступали из тьмы убогие домишки бедного квартала, а с другой – медленно несла воды Сена. Елена сидела, как неживая. Василевский попробовал обнять её, согревая, но она даже не шелохнулась, граф не понимал, осознаёт ли она, где находится.

«Нужно говорить с ней, – подумал он, – всё равно о чём».

Но Александр задал именно тот вопрос, который мучил его весь вечер:

– Скажи, почему ты вышла замуж за этого француза?

Он бы не удивился, если бы Елена снова промолчала, но ей, как видно, захотелось выговориться, и она тихо ответила:

– Когда ты отправил меня в Марфино, я добралась до поместья, но упала без чувств прямо в вестибюле – это оказалось воспаление лёгких. Пока я болела, имение заняли французы. Арман был их командиром.

Елена надолго замолчала. Василевский не торопил её, и она наконец заговорила вновь:

– У Армана когда-то была очень большая семья, но всех его родственников казнили. Что-то в моём облике напомнило ему погибших кузин. Маркиз бескорыстно заботился обо мне, а в ночь кризиса болезни, когда Бог решал, выживу ли я, несколько часов молился у моей постели… Из-за князя Василия я не могла оставаться в Марфино, и маркиз предложил довезти меня до Вены, где жила моя тётя. Но когда стало ясно, что в следующем бою он погибнет, Арман настоял на венчании, чтобы его имя оградило меня от опасностей, подстерегающих женщину на войне.

Елена рассказывала механически, не заботясь о связности повествования, но граф уловил все нюансы происшедшего. Василевского больно задело, что его невеста доверила врагу-французу то, что отказалась рассказать ему – своё настоящее имя и причину, по которой она путешествовала одна и не могла остаться в Марфино. Но Александр проглотил вертевшееся на языке колкое замечание и лишь попросил:

– Расскажи мне наконец, почему ты назвалась вымышленным именем.

– Я сказала, что меня зовут Елена, а моя бабушка была графиней Салтыковой, и это – правда, просто я умолчала о том, что в замужестве она стала светлейшей княгиней Черкасской. Понимаешь, я не могла допустить, чтобы тебе пришлось из-за меня лгать. Ведь дядя мог добраться и до тебя, а я этого не хотела.

Елена затихла, на самом деле ей было уже не важно, что думает Василевский. Внутри у неё всё дрожало от животного ужаса за своего ребёнка, она и говорить-то начала в надежде, что если отвлечется, то ей станет легче. Но этого не случилось, ужас не отступал, Елена обхватила себя руками и тихо застонала. Этот мучительный стон так испугал Александра, что он тут же забыл все обиды. Остались лишь бесконечное сочувствие к несчастной матери и честь офицера, требующая освободить ребёнка из рук похитителей.

– Тихо, тихо, всё будет хорошо, – граф произнёс это с такой убеждённостью, что Елена на мгновение поверила и вцепилась в его руку, заглядывая в лицо.

– Мы спасём мою девочку? – прошептала она.

– Да! – пообещал Александр и спросил: – Где же церковь, о которой говорится в письме?

– Вон за теми деревьями, они закрывают её с дороги. – Елена указала на кудрявые силуэты вековых платанов на фоне уже начавшего светлеть неба. – А вон – поворот к нашему участку. Там несколько коротких улочек, выходящих на реку, на каждой по четыре-пять домов, они почти все сейчас пустуют: мужчины погибли на войне, а женщины с детьми переселились к родным в деревню.