Сергей Бондарчук - [2]

Тарас Шевченко

А я тогда ничего не понимал ни про Шевченко, ни про Бондарчука, ничего. Но мне было этого поэта ужасно жалко. Это чувство сердечной жалости к человеку, который ничего дурного не хочет сделать, а хочет писать стихи. Зачем же его так за это мучить? Вот это чувство оставалось у меня долгое время. Я могу сказать, что я до сих пор могу с легкостью восстановить в себе это чувство. И наверное, это же чувство в это же время испытывал Иосиф Виссарионович Сталин, потому что жизнь Бондарчука овеяна невиданным количеством легенд. И вы знаете, очень многим легендам я верю, потому что они удивительно похожи на правду.

Кавалер Золотой Звезды

И вот существует такая легенда, но я думаю, что это не легенда, а правда, что Сталин, наверное, чуть раньше, чем я с папой, смотрел у себя в Кремле эту картину про Шевченко, и, чем черт не шутит, но, может быть, в сердце этого, по меньшей мере странного, человека зародилось чувство, похожее на мое. Вроде, как ему стало жалко этого поэта. А Сталин не любил титры, он ненавидел, когда указывают, кто кого играет, кто что поет, — эти буквы он терпеть не мог. И ему титры всегда отрезали. И в случае с картиной про Шевченко ему тоже титры отрезали.

Закончилась картина. Сталин встал. А Сергей Федорович только-только ВГИК закончил, совсем молодой артист был. Сталин встал, пошел к выходу, потом остановился и спросил у министра кинематографии, который сопровождал всегда эти просмотры: «А кто играет Шевченко?» Тот и говорит: «Артист Бондарчук, Иосиф Виссарионович». Тот так подумал и сказал: «Народный артист Бондарчук», и ушел. На следующий день в газетах появился указ Президиума Верховного Совета о присвоении Сергею Федоровичу Бондарчуку звания народного артиста СССР.

Бондарчук никогда не был заслуженным работником культуры. То есть не проходил все эти «от лейтенанта до генерала», он как бы сразу стал маршалом. Народный артист СССР, дальше не было ничего.

* * *

Еще одно воспоминание для меня тоже очень важное. Я тогда уже был постарше. Был такой журнал «Советский экран». И вдруг я нарвался на какую-то статью о том, что какой-то артист Бондарчук женился на какой-то женщине, портрет которой там тоже был напечатан. Таких женщин я в жизни не видывал! Это был ангел, чистый ангел во плоти, может быть, первый раз в жизни я понял, что в некоторых женщинах изначально существует такое некое ангельское начало. Это прекраснейший ангел! И там, в этой статье, утверждалось, что какой-то артист на этом ангеле женился. Я ко всем приставал: «Ну, не может такого быть, почему на таких ангелах женятся какие-то непонятные артисты. Что это такое?» Мне объяснили: все правильно, это не «какой— то» артист, а народный артист СССР Бондарчук, он знает, на ком жениться.

Он действительно знал, на ком жениться, потому что Скобцева была ему искренним другом, вернейшим человеком, это во-первых. Во-вторых, она родила ему чудесных детей, а в-третьих, была необыкновенно преданным ему человеком, что совсем не просто было. Человек он был очень непростой, но она стала ангелом-хранителем Сергею Федоровичу. И он это прекрасно понимал. И вот что еще интересно, Бондарчуку всю жизнь так сильно завидовали, что ему просто жить не хотелось от этой тяжкой, невыносимой зависти.

Отелло

Отелло

* * *

Но были у него также друзья, с которыми он начинал жизнь, которые никогда не завидовали, а очень радовались за Бондарчука. И вот Георгий Николаевич Данелия, замечательный режиссер, друг Сергея Федоровича, у которого Бондарчук снимался когда-то в картине «Сережа» вместе со Скобцевой, он в их картине, которую вместе со Шпаликовым они делали, «Я шагаю по Москве», снял маленький эпизод о прекрасной женщине. И этой прекрасной женщиной была Скобцева. Жизнь Сергея Федоровича в России и его существование среди нас и в советском кинематографе носили очень странный характер невероятного и всеобщего исключения из каких бы то ни было правил. Правила своей художественной жизни он устанавливал для себя сам и сам решал, по каким правилам он будет жить.

И есть такая русская пословица про таких особенно удачливых людей. Говорят, что «он родился в рубашке».

Про Сергея Федоровича говорили не так. Про Сергея Федоровича говорили: «Он родился в дубленке». А дубленка по тем временам обозначала что-то вроде, скажем, собольей шубы сегодня. Почему? Потому что во времена всеобщего ужаса, страха, мучительных комплексов на тему — что делать дальше? — он жил какой— то совершенно немыслимой жизнью. В частности, где-то в начале 1950-х годов он, например, снимался в Италии у режиссера Росселлини.

А у режиссера Росселлини вторым режиссером был другой режиссер — Феллини. А Росселлини и Феллини — это величайшие фигуры мирового кинематографа. И Бондарчук у них снимался в роли какого-то русского партизана, и они его боготворили, потому что, общаясь с ним, понимали, что русские — это никакой не ужас и не русский жупел, а поразительные люди, удивительный народ, если у них такие партизаны, как Бондарчук. И эти свои, исключительно человеческие связи с самыми надежными, одаренными и лучшими кинематографистами мира Бондарчук естественным образом, совершенно для этого ничего не делая, сохранял всю жизнь.