Сергей Бондарчук. Его война и мир - [108]
Наверное, тогда я впервые задумалась всерьёз об актёрской профессии. Вообще-то я с детства занималась и танцами, и музыкой, не то чтобы готовила себя в актрисы, но всегда хотела заниматься чем-то близким к творчеству. Папа очень хотел, чтобы я пошла на журналистику, шутил, как я сижу за столом, пишу статью, а он всем говорит: «Тсс! Аня излагает общественное мнение»; считал эту профессию престижной и очень интересной. А для меня журналистика – совершенно мимо ушей (сейчас думаю: какая я была прозорливая! пообщалась я с нашими журналистами, скажу от себя: они – говоря по старинке – напасть). В десятом классе объявила, что пойду на актёрский. Меня не отговаривали: как сама решила, так и поступай. Родители вспомнили, что Андрей Ростоцкий (все-таки наши отцы были больше чем неразлучные друзья, они были как родные), так вот, Андрюша (светлая ему память) сначала был вольным слушателем в мастерской Бондарчука и Скобцевой. «Пойди и ты, – сказал папа, – посмотри, что это такое. Может, ещё передумаешь». Для меня же Сергей Фёдорович Бондарчук был человек из каких-то заоблачных высей, недосягаемо высокий в своём мастерстве. Папа о нём рассказывал редко, но всегда с восхищением и какой-то нежной человеческой любовью. Помню, вернулся со съёмок «Они сражались за Родину», раздавленный горем, что там такая трагедия случилась – Шукшин умер. Сам ходил потерянный и очень беспокоился за Сергея Фёдоровича, всё приговаривал: «Боюсь за Серёжу, как он это переживёт…»
И вот я, десятиклассница, пришла в мастерскую Бондарчука и Скобцевой – это был первый курс актёрского факультета – на занятия по мастерству. Я хотела просто посидеть, послушать, а студенты говорят: «Раз пришла, выходи на сцену, поучаствуй в этюдах». Вышла, поучаствовала… Потом ещё несколько раз приходила к ним на занятия, и всегда меня ребята на сцену вытаскивали, просили подыграть. У них в мастерской чайник, чашки, Ирина Константиновна привозила горячие булки: «Рядом с нашим домом открыли французскую булочную, налетайте». Закипал чайник, и начиналось общее чаепитие. Атмосфера очень хорошая, но у меня не было такой цели – учиться вместе с ними: просто мастера разрешили прийти посмотреть, а уж ребята сами включили меня в действие, в свои первые актёрские этюды. Весной выяснилось, что в мастерской Бондарчуков после первого курса – небольшой отсев, и объявлен добор. Тогда нас, пять человек, и добрали, сразу на второй курс. Сдала я вступительные экзамены по общим предметам, а актёрские туры не проходила – меня уже знали по этюдам…
Трудно мне пришлось в первый год – надо же было сдать все экзамены за первый курс. По мастерству со мной больше занималась Ирина Константиновна, помню, мы очень долго репетировали чеховского «Медведя», играли в паре со Стасом Стрелковым. Вообще, на курсе много играли Чехова, Ирина Константиновна очень любила – всё ж мхатовка. А мы со Стасиком увлеклись Островским – подготовили самостоятельно отрывок из комедии «Волки и овцы», старались, чтобы сценка, когда девица Глафира обольщает богатея Лыняева, получилась смешной. Стас потом говорил, что подглядел в зал: Сергей Фёдорович смеялся. А может, Стас придумал. Он вообще выдумщик. Любил пародировать Мастеров, с любовью, конечно, и меня вовлекал. Говорил всем: «Устали? Перерыв». Такой фразой обычно Сергей Фёдорович заканчивал первую пару. «Ну, что ж, – обращался ко мне Стасик, – не прогуляться ли нам, Ирина Константиновна, погодка шепчет», – и точно как он галантно предлагал руку. «Пожалуй, Сергей Фёдорович, – мягко по-скобцевски говорила я, – свежий воздух вам полезен», – брала его под руку и мы неспешно, стараясь идти царственно, удалялись. Вот такие у нас на курс хохмачки ходили.
Однажды Сергей Фёдорович сказал мне: «Ты – молодая героиня», – воспринимал меня, наверное, так, а когда посмотрел, как я репетирую служанку во французском водевиле, заметил, что тип субретки, весёлой наперсницы героини, мне тоже очень подходит, есть у меня комедийная жилка. «Всё, что тебе нужно сейчас, – это только работать и работать. Уверен, ты всё доберешь. Ты должна очень много играть, очень много…» – вот такие его точные слова были. Может быть, он замечал, как мне нелегко, ведь первый курс-то пропущен…
А через год начался ужас! После Пятого съезда кинематографистов, который тогда назвали «революционным», во ВГИКе тоже грянуло что-то похожее на революцию. Постоянно произносились речи о демократии и свободе, о том, что студенты не бессловесные существа, а полновластные хозяева своей судьбы. К нам в мастерскую зачастили комсомольцы-общественники, и даже кое-кто из педагогов (одну даму, кажется с кафедры литературы, я хорошо запомнила). Звали на собрания, требовали принимать участие в «круглых столах», чтобы мы там обсуждали работу своих педагогов, ставили им плюсы и минусы за посещаемость (как будто мы – отдел кадров), даже просили оценки давать: насколько студенты удовлетворены преподаванием. Я считаю, это нонсенс! Какое имеет студент право ставить своему мастеру отметки?! Ведь если я пришла учиться именно к этому Мастеру, да ещё к такому, как Сергей Фёдорович Бондарчук, я должна в рот ему смотреть, внимать всему, о чём он говорит; быть благодарной, что поверил в меня, выбрал среди сотен желающих, вовлёк в свою творческую орбиту! Я должна запоминать его уроки на всю жизнь! А тут чуть ли не каждый день в учебное время приходят малознакомые люди, настаивают, чтобы мы шли в актовый зал разбирать педагогов, особенно тех, кого оскорбляли на Пятом съезде, того же Бондарчука! И бывало, Сергей Фёдорович приходил на занятия и удивлялся, что его курс поредел. А однажды нас всего пять человек сидело в мастерской. «А где все остальные?» – «Они пошли на собрание, Сергей Фёдорович». Он помолчал минуту и ушёл. Как же это было можно? Променять главный предмет – мастерство актера – на бестолковую митинговщину? Позор. Как это ни печально, но и среди нас были люди разные, не очень-то дружным оказался наш курс… Мне же эти собрания очень мешали. Я пришла учиться! Хоть крохотную толику мастерства у этих двух выдающихся артистов – моих педагогов – перенять. А в институте все взбудоражены, по коридорам бесконечная беготня, суета. Споры до крика и хрипа! Только и слышишь: «Задали вчера педагогам перцу! Низвергли неприкасаемых!» В воздухе витал дух негодяйства! Практически целый год институт жил не учёбой, а «вольнолюбивой» общественной деятельностью.
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.
Леонид Филатов наделен многими талантами. Замечательный артист театра и кино, он и незаурядный режиссер, поэт, рассказчик. И сейчас в это беспорядочное, жестокое время, когда славное прошлое нашего отечества вымарывается, а ложь стала нормой поведения, Леонид Филатов своими авторскими телепередачами «Чтобы помнили…» возвращает нас к подлинным ценностям родного кино. Многогранная личность мастера раскрывается в этой книге.
Ни один художник не удостаивался такого всенародного признания и ни один не подвергался столь ожесточенной травле профессиональной критики, как Илья Сергеевич Глазунов – основатель Российской академии живописи, ваяния и зодчества, выдающаяся личность XX века. Его жизнь напоминает постоянно действующий вулкан, извергающий лавины добра к людям, друзьям, ученикам и потоки ненависти к злу, адептам авангарда, которому противостоит тысячью картин, написанных им во славу высокого реализма.Известный журналист и друг семьи Лев Колодный рассказывает о насыщенной творческой и общественной жизни художника, о его яркой и трагичной судьбе.
Книга представляет собой самую полную биографию всемирно известного миллиардера России. В ней впервые на русском языке подробно описано его детство, юность, первые шаги в мире бизнеса, неудачи и победы. Как он стал олигархом? Кто оказывал ему помощь и поддержку? Может быть, его методы достижения целей понравятся не всем. Но здесь важно помнить, что это было другое время и совсем другие люди. Как правило, когда в стране кризис, одни люди постоянно беднеют, другие становится только богаче. История Абрамовича — это история успеха, изменившего жизнь целой страны.
Блистательный танцовщик и гениальный балетмейстер, он завоевал скандальную известность как советский невозвращенец и человек с нетрадиционным взглядом на отношения. «Он хотел стать полубогом, и этот полубог, созданный сперва его фантазией, материализовался и стал управлять его поступками и устремлениями», — скажет о Нурееве подруга его юности Тамара Закржевская.Имя Рудольфа Нуреева гремело на весь мир. Он безмерно много сделал для мирового балета, прославив русскую школу танца на всю планету. Он воспитал лучших зарубежных солистов.