Серенький козлик - [2]

Даже плакала. Чтобы не огорчать ее, я перестал носить сигареты моему серому приятелю. А вдруг они и для него были вредны?

Однажды белый козленок исчез.

— А куда делся беленький? — наивно спросил я Сидора.

— В кастрюлю! Куда еще? — радостно ответил мужичок.

Мне стало страшно.

Как это — "в кастрюлю"?

Нет! Не может быть!

И серенького ждет такая же участь?

От волнения стало сухо во рту.

Никогда прежде я не бежал домой так быстро.

— Мама, давай купим козленка.

— Да ты что! Зачем он нам?

Я не мог объяснить — зачем. Купим — значит спасем.

— Иначе его зарежут, — сказал я, наконец отдышавшись.

— Кого зарежут? — тихо спросила мама.

— Козленка. Серенького, — выдохнул я.

— У нас есть кошка, собака! Что ты привязался к какому-то козленку?

Мне нечего было ответить. Кошка и собака это хорошо.

Но я чувствовал, что над козленком нависла опасность.

Как я мог объяснить, почему я к нему привязался?

Тем более, что где-то в глубине души я понимал.

Что мы никогда не купим козленка.

Потому что его когда-нибудь все равно придется зарезать.

А мы не сможем этого сделать. Поэтому и не купим.

И я вернулся на лужок.

Я подошел к Серому. Он потянулся ко мне своей козлиной мордой.

Я сел на траву. Козленок стоял рядом, я посмотрел в его глаза.

У него, как у всех коз, были странные, горизонтальные зрачки.

Я погладил его по щеке. Потом по лбу, между рогами. Серый вздохнул и лег рядом со мной. Я гладил его жесткую шерсть на спине и мне стало совсем грустно.

Но ничего не случилось. Сидор продолжал приводить Серого на лужок.

И я успокоился.

Незаметно подошла осень.

Я пошел в школу. В первый класс.

Теперь у меня было совсем мало свободного времени.

Но, несмотря на это, после уроков, уже к вечеру, я каждый день находил время, чтоб заглянуть на лужок.

Серый, похоже, ждал меня.

Завидев издали, что я иду к нему, он начинал громко кричать.

При этом он становился на задние лапы и так и стоял. Смешно!

Когда я подходил, он осторожно тыкался мордой в мои руки.

Он знал, что я ему непременно что-нибудь должен принести.

В ноябре пошли дожди. Мелкие, холодные, долгие.

Речка вздулась и немного вышла из берегов.

Сидор стал привязывать Серого подальше от воды.

К этому времени Серый уже подрос настолько, что называть его козленком было уже неприлично.

Он был молодым козлом. Козлом-подростком.

Конечно, он был нахальным, как все козлиное племя.

Стрескав весь хлеб, что я ему приносил, он не верил, что больше у меня ничего нет и начинал нагло совать свою морду в карманы моего пиджака. Я отталкивал его, поражаясь тому, какой он сильный. Мы с ним боролись.

Иногда я приносил ему сахар и он, видимо, чувствовал это по запаху.

Потому что в таких случаях Серый очень волновался и готов был толкать меня своей упрямой башкой до самой воды, требуя, чтоб я отдал ему сахар.

Однажды, уже перед самым Новым годом, я пришел на лужок и не обнаружил своего серого приятеля. Было довольно холодно, дул сильный северо-восточный ветер и я решил, что хозяин просто пожалел Серого и оставил его дома. Других мыслей в голову не пришло.

"Наверное, ему сейчас хорошо в теплом сарайчике" — подумал я.

И со спокойной совестью пошел домой.

А на следующий день мы с мамой взяли большие сумки пошли на рынок.

Потому что приближались новогодние праздники и нужно было купить мандаринов и апельсинов. Мама хотела купить еще каких-то продуктов, но меня интересовали только мандарины и апельсины. Их, по моему мнению, следовало купить в первую очередь.

Что мы и сделали.

Затем последовало неинтересное: мы ходили по рядам, где продавалась зелень, орехи, овощи. И когда я уже устал, мама сказала, что нужно купить еще и мясца. Чтоб сделать пельмени. И мы пошли за мясцом.

Почему-то мясом торговали только мужчины.

Они громко и радостно призывали покупателей оценить свой товар.

И вдруг я услышал знакомый голос. Совсем рядом.

— Свежая козлятина, свежая козлятина!

Мурашки побежали по моему телу.

Мне кажется, что мое сердце в эту минуту остановилось.

Я поднял голову и окаменел от ужаса.

Среди длинных кусков розового мяса висели на крюках рогатые головы. Их было много. Пять или шесть.

Но я видел только одну.

Сверху на меня печально смотрел мой серенький козлик.

Только взгляд его был неживой, стеклянный.