Серенада - [59]

Подошло время обеда, но выходить я не стал, а заказал еду на дом. Собрался. Затолкал в чемодан кипу газет и несколько тяжелых вещей и защелкнул замок. Надел фланелевые брюки, приобретенные еще в Голливуде, а поверх рубашки — темно-красный свитер. Поверх свитера пиджак, а сверху накинул еще и плащ. Выбрал серую шляпу, надел, слегка сдвинул набок. Взглянул в зеркало и убедился, что выгляжу именно тем, кем хотел, — человеком, собравшимся в дорогу. Я знал: это первое, что им придет в голову. Вот почему был выбран именно такой план.

В 9.30 я позвонил Тони — попросил зайти за чемоданом и вызвать такси. Мы распрощались, крепко пожав друг другу руки, и я попросил водителя отвезти меня к «Гранд Сентрал» [70]. Машина свернула на Вторую авеню. Тут же с места тронулись еще две машины: одна, стоявшая в самом конце Двадцать Первой улицы, и вторая, притулившаяся у тротуара на повороте на Двадцать Третью. Мы свернули на Четвертую авеню, они не отставали. У «Гранд Сентрал» они тоже остановились, и из них вылезли человек пять, причем ни один на меня не смотрел. Я отдал чемодан носильщику, пошел к кассам, купил билет до Рая, затем направился к киоску и купил газеты. Смешавшись с толпой, повалившей с поезда, прислонился к ограждению, развернул газету и стал читать. Трое в штатском торчали поблизости и тоже читали газеты.

Носильщик проводил меня до поезда, но вагон я выбрал сам. Это был местный сидячий поезд, но мне нужен был вагон без крытого перехода. Он оказался вагоном для курящих, что ж, это меня устраивало. Я занял место у двери и продолжал читать. Трое расселись чуть дальше, причем один устроился лицом ко мне, чтобы не выпускать из виду. Я и глаз не поднял, когда поезд тронулся и вполз в туннель у Сто Двадцать Пятой улицы, не поднял и когда он выполз. Но через пару секунд после этого вскочил, оставив чемодан на полке, вышел на площадку и спрыгнул. И, не теряя времени даром, тут же поймал такси и велел водителю ехать к «Гранд Сентрал». Он включил счетчик. Я осторожно покосился назад. Нас никто не преследовал.

Мы свернули к парку, тут я постучал в стеклянную перегородку и сказал, что все равно уже опоздал на поезд, а потому прошу отвезти меня сейчас на угол Восьмой авеню и Двадцать Третьей улицы. Он кивнул. Я снял шляпу, плащ и пиджак, скатал их в плотный узел и положил на сиденье. Доехав до Восьмой авеню, вышел и протянул водителю пять долларов.

— Я тут оставил в машине плащ и шляпу. Отвезите все это на вокзал и сдайте в камеру хранения. Талончик оставьте в справочной на мое имя. Мистер Хендерсон. Это не срочно. В любое время в течение вечера.

— Да, сэр, понял, сэр.

Он взял пятерку, притронулся к козырьку и отъехал. Я не спеша двинулся по Восьмой авеню. Теперь вместо человека, собравшегося в дальнюю дорогу, вы видели перед собой парня без шляпы, вышедшего немного прогуляться теплым весенним вечером. Взглянул на часы. Без четверти одиннадцать. Я развернулся и, пройдя квартал-другой по Двадцать Третьей, зашел в кинотеатр.

* * *

Минут через двадцать я вышел из зала и вновь двинулся во Восьмой авеню, в направлении Семнадцатой улицы. Шел не спеша, заглядывал в витрины, время от времени смотрел на часы. И оказался на причале примерно в четверть двенадцатого. Еще издали заметив на борту надпись «Порт-оф-Коб», поднялся по мосткам на палубу. Никто меня не остановил. Поднял глаза и заметил на мостике на фоне лебедки знакомую фигуру. Поднялся и обнял его.

— Она там, в вашей прежней каюте. А ты опоздал.

Я спустился, постучал и вошел. В каюте было темно, и прежде чем я успел затворить за собой дверь, меня обняли две руки, ко рту прижались губы, и я пытался что-то сказать, но не мог, и она пыталась что-то говорить, но не могла, и оба мы просто сидели на одной из коек и держались за руки.

Казалось, прошла всего секунда, прежде чем в дверь постучали и вошел он.

— Тебе пора на берег. Чего ж пораньше не пришел?

— О чем вы?

— Через две минуты снимаемся с якоря.

— С якоря… Дьявол! Я еду с ней.

— Нет, милый. Прощай, прощай… Ты теперь свободный. Помни Хуана. Но не ехать, нельзя. Я иметь много денег, я буду в порядке. Теперь поцелуй своя Хуана. Я люблю тебя.

— Я еду с тобой.

— Нет, нет!

— Ты, парень, думай, что говоришь. Одна она может исчезнуть, затеряться. С тобой она приговорена.

— Я еду с ней.

Он вышел. С буксирного судна донесся звон колокола, и мы тронулись. Я выглянул в иллюминатор. «Порт-оф-Коб» уже развернулся в устье реки, и был виден Джерси. Перед глазами медленно проплывал берег. Мы вышли на палубу и отыскали его на мостике. Он стоял, провожая взглядом Лонг-Айленд. Я что-то сказал, но он не ответил и только указал куда-то рукой. Навстречу двигался яркий пучок света.

— Полицейский катер. Идет прямиком на нас.

Мы следили за ним затаив дыхание. Он почти настиг нас, затем вдруг развернулся и взял курс на Стейтен-Айленд. «Порт-оф-Коб» набирал скорость. Первая морская волна приподняла нос судна. Она взяла мою руку в свою и легонько сжала.

13

Мы оказались в Гватемале прежде, чем успели подумать, что будем там делать. Плавание вылилось в сплошной кошмар с ломаньем пальцев, обкусыванием ногтей и слушанием новостей по радио с целью узнать, висят ли они у нас на хвосте или нет. В промежутках между этим плодотворным времяпрепровождением я накачивался пивом и поглощал неимоверное количество сэндвичей, чтобы прибавить в весе, отращивал усы и выщипывал брови, чтобы придать лицу другое выражение, а также старался чаще подставлять его солнцу, чтоб загорело. Мысли целиком были сосредоточены на радио и на том, что оно может сообщить. В Гаване я метался по городу, как безумный, — отыскал ателье, где заказал срочный пошив целого комплекта новой одежды, затем раздобыл в лавчонке, занимавшейся продажей контрабандного спиртного, фальшивые документы на имя Джузеппе ди Нола, она тоже значилась в них как Лола Демингес ди Нола. По-итальянски я говорил, как неаполитанец, и срочно переделывался в него с помощью портного, фотографа, парикмахера и прочих личностей, задействованных в этой афере. И насколько мог судить, вполне преуспел: ни единая душа в мире теперь не узнала бы меня. Только одно не давало покоя: привет, который я послал по радио Коннерсу во время первой передачи. Я знал, рано или поздно они докопаются и до этого, начнут проверять, и тогда мы пропали. Я хотел оказаться как можно дальше от этого корабля, за тысячу миль, высадиться где-нибудь на побережье по пути в Рио.