Серебряный ветер - [79]

Симон помог ей развязать пояс у себя на бедрах и повел ее ладони вниз, чтобы она почувствовала на ладонях тяжесть егоплоти.

— Скажи мне, чего ты хочешь, — велел он.

— Всего, — выдохнула она.

Он привлек ее к себе и стал ласкать так умело, что в считанные минуты она оказалась там, где уже побывала днем. И вновь Аделина почувствовала, что мир меркнет. В тех краях, куда вел ее Симон, существовал лишь он один, он да еще огонь, свет костра, что горел возле их постели.

— А сейчас, — сказал Симон, перекатив ее на себя в тот момент, когда она приготовилась направить его внутрь себя, — возьми меня так, как ты хочешь. — Он пошевелился под ней и улыбнулся, когда она едва не вскрикнула от восторга. — Потише, — сказал он, — у нас впереди целая ночь.

Малиновое сияние, что видела Аделина вокруг него, сделалось ярче, она закрыла глаза, но свет не померк, из малинового он стал почти белым. Симон приподнялся, встречая ее, и в тот момент, когда свет стал нестерпимым, а жар и восторг достигли апогея, крепко-крепко прижал к груди.

Когда Аделина открыла глаза, голова ее покоилась у него на плече, а на столе — холодным маяком посреди великолепия огня — стояла серебряная чаша, которую она должна была уговорить его выпить.

— Ты плачешь? — спросил Симон. — Я был идиотом, согласившись на это.

— Я плачу от радости.

Было мгновение, когда она увидела нечто большее, чем понимание, в его глазах. Симон поцеловал ее в губы и встал с постели.

— Хочешь пить?

— Да, — сказала она.

Когда он подошел к столу, у нее, должны быть, от тепла, на глаза вновь навернулись слезы. Она зажмурилась в надежде, что они исчезнут, и когда он вернулся с двумя чашами, выбрала ту, что была почти пуста. Он сел рядом и стал пить из другой, затем принес кувшин и подлил ей еще меда. Потом Симон лег рядом и стал гладить ее лицо, пока она смотрела на него.

Он больше не разговаривал с ней. Когда Аделина открыла глаза в следующий раз, он все продолжал сидеть на краю постели и смотреть в огонь. «Когда, интересно, сонное зелье одолеет его?» — успела подумать Аделина, прежде чем ее сморил сон.

Глава 26

Ей снилось, что Симон покидает ее навсегда, что он чуть отодвинул теплое покрывало, чтобы поцеловать ее в висок, прежде чем выйти из дома на залитый солнцем и продуваемый холодным ветром двор замка.

Аделину разбудило собственное сердцебиение. Как ужаленная она вскочила, откинув теплое одеяло. Симона рядом не было. Значит, это был не сон. Он ушел, оставив ее досыпать.

Она подбежала к двери. Засов был, естественно, отодвинут. Она толкнула дверь, но та не поддалась. Еще раз, потом еще — все бесполезно.

Аделина медленно сползла по стене. Теперь она поняла, зачем понадобилось столько дров, еды и воды. Он готовил ее к долгому заключению.

За дверью она слышала голос Симона, ржание его коня.

— Симон, — закричала она, — я не могу выбраться. Симон!

Всадник проскакал мимо двери, затем стук копыт постепенно стих. На крики ее так никто и не отозвался.

Аделина рванулась к северной стене и распахнула ставню, закрывавшую бойницу. Ее отчаянные крики привлекли внимание двух солдат, стоявших возле казармы. Они посмотрели в ее сторону, но, повинуясь краткому приказу Гарольда, вновь сделали вид, что ничего не происходит.

Аделина не видела Гарольда, лишь слышала, как он велел им не лезть не в свое дело. Не видела она его потому, что Гарольд сторожил дверь снаружи. Голос его доносился оттуда. Аделина вновь подбежала к двери и, отчаянно колотя по дубовым планкам, требовала, чтобы Гарольд ее выпустил.

— Не отбивайте себе руки, миледи. Дверь сегодня все равно никто не откроет.

— Где Симон?

— Уехал, а я поклялся не выпускать вас отсюда.

— Скачи за ним, Гарольд. Если ты не хочешь меня освободить, то скачи за ним и не пускай его на дорогу. Гарольд, как ты мог позволить ему уехать?

Ответом ей были слова, которых она даже от Тэлброка никогда не слышала.

— Он принял решение, — сказал Гарольд в заключение, — а я должен подчиниться.

— Тогда ты тоже кретин.

— Кретин, мадам, не спорю. Преданный Симону кретин. Аделина чувствовала по его голосу, что он вот-вот заплачет от горя.

— Скачи за ним и дай ему по голове — так, чтобы он потерял сознание. Я возьму вину на себя.

— Миледи, я не могу. Я… — Когда он заговорил снова, слова его были адресованы не ей: он кричал на стражников у ворот.

Аделина посмотрела наверх. В крыше зияла дыра для. выхода дыма. Через бойницу она пролезть не сможет, следовательно, единственный шанс выбраться — через дымоход. Она достала из сундука темно-зеленую верхнюю тунику и натянула поверх рубахи. Осталось надеть обувь.

Порывшись в охапке хвороста, Аделина выбрала самую прочную на вид палку и ею сгребла к краю очага угли и горячий пепел. Костер продолжал гореть у края. Аделина хотела было вернуть горящие деревяшки на место, но передумала. Если она не сможет выбраться из замка через дымоход, то подожжет деревянный настил пола, и Гарольд будет вынужден открыть дверь.

Сундук оказался слишком тяжелым, чтобы дотащить его до очага. Аделина оставила попытки сдвинуть его с места и занялась столом. Сбросив на пол остатки вчерашней трапезы, она подтащила сначала опоры для стола по обе стороны от каменного очага, а потом уже взвалила на них столешницу. Вернувшись к сундуку с одеждой, в который она накануне спрятала украденный у Тэлброка кинжал, Аделина достала оттуда нож, а потом, подумав, открыла кованый сундук Симона и насыпала в карман пригоршню золотых монет. Возможно, придется подкупить часовых, чтобы те выпустили ее из крепости.