Серебряный ветер - [25]

— Оставьте меня.

Симон покрепче сжал уздечку.

— Послушайте, существует только две причины для того, чтобы достаточно состоятельный отец отдал свою красавицу дочь тому, кто потерял свои земли и честь. Либо ради золота, либо чтобы оградить еще не родившегося ребенка от участи бастарда.

Аделина выпрямилась в седле и бросила поводья.

— И по какой причине, на ваш взгляд, хочет сбыть меня с рук мой отец?

Аделина успела собраться и обернуть его же слова против него самого. Для этого требовалось мужество. На какое-то мгновение Симону показалось, что эта женщина могла бы без страха разделить ложе такого страшного грешника, как он.

— Если вы хотите защитить ребенка, то не стоит отягощать ему жизнь моим именем. То, что обо мне говорят, правда. Я убил священника. Не какого-то незнакомца, а священника, который жил на моей земле. Если бы я не был богат и не владел многочисленными землями, я бы умер вскоре после моей жертвы. Я сохранил себе жизнь при условии, что буду служить Уильяму Маршаллу как вассал короля. У меня есть враги, мадам, которые очень высоко сидят, если не в самой церкви, то при дворе короля…

— Почему?

Симон замолчал в замешательстве.

— Почему бы церковникам меня не презирать? Я убил невооруженного священника.

— Почему у вас враги при дворе?

В этих глазах читался ум, слишком острый для женщины. Аделина из долгого перечня выбрала именно то, что он не хотел обсуждать.

— Все просто: те люди при дворе Плантагенета, что убедили церковников не предавать меня анафеме, подверглись нападкам со стороны тех, кто считал, будто я их подкупил. В конце концов, помогавшие мне поплатились своей репутацией. У меня осталась лишь свобода, мадам, и ничего больше. Хотя могло быть и хуже.

Аделина не выказала ни удивления, ни отвращения.

— Старый король простил тех, кто убил архиепископа Кентерберийского[3]. Их наказали не слишком сурово. В том, что вам сохранили свободу, нет ничего возмутительного. Возможно, священник, которого вы убили, был не так уж любим паствой. Или теми, кто был выше его по званию.

Она была спокойна, не по-женски спокойна, обсуждая его ужасный грех. И слишком близко подобралась к главному источнику его скорбей.

— Вы не можете понять, — тоном, каким говорят с неразумным ребенком, что было оскорбительно для умницы Аделины, принялся за свое Симон, — вас ведь там не было, не так ли? Вы просто хотите отвлечь меня от вопросов, касающихся намерений вашего отца относительно этого брака. Послушайте, ваш отец совершает большую ошибку, не следуйте за ним по этому пути.

— Тогда говорите, я больше не стану вас отвлекать. Но как она могла не отвлекать его? Где научилась она искусству расплетать паутину слов, и выискивать узелки лжи, и напирать, заставляя его оправдываться? Симон знал немногих женщин, старых женщин, в числе которых была его бабушка, кто владел этим искусством. Но в жизни не встречал девицы на выданье, к тому же такой красивой, способной парой слов загнать мужчину в угол.

— Послушайте меня еще раз, мадам. У меня больше нет земель, большей части золота — тоже. Брат мой отправлен в изгнание на север. Если я умру, честь моя останется погубленной навеки и ребенок, носящий мое имя, не сможет унаследовать Тэлброк. Мой брат может попытаться вернуть земли для вас, но я заранее предрекаю ему неудачу. Вам же лучше выйти замуж за одного из пастухов вашего отца, тогда и вы, и ребенок будете в большей безопасности.

— А если ребенка нет?

Голос ее был тих и спокоен. Аделина говорила таким умиротворенным тоном, будто они обсуждали, что станут есть на ужин.

Прошлой ночью она вела себя так же резонно, проявляла такое же хладнокровие, защищая отца. Конечно, страх присутствовал, но не паника. Только тогда, когда Тэлброк взломал дверь и отец ее предстал перед Симоном, внешнее хладнокровие изменило ей. Симону показалось, что она онемела. Симон нахмурился. Если эта женщина носила ребенка, она бы защищала его с той же мудрой решимостью.

— Так есть ли ребенок?

Она заглянула ему в глаза, в самую глубину, будто желала вытащить оттуда ответ.

— Вы отказали мне, — сказала она, — и вам не нужен ответ на ваш вопрос.

Аделина опустила взгляд на поводья и медленно, но твердо принялась расправлять их на ладони. Сейчас она вернется в долину и скажет Кардоку, что Симон Тэлброк не соблаговолил принять его предложение. А потом придет беда. Если ребенок все же есть, это произойдет скоро. Симон дотронулся до ее руки.

— Ответь мне и поклянись, что говоришь правду. Да или нет — мне все равно. Скажи лишь, носишь ли ты ребенка?

И вновь она не обиделась, но посмотрела на него так, будто читала его мысли.

— Я не стану ни в чем клясться. Если тебе нужны от меня клятвы, попроси меня дать их у алтаря. Ничего другого я не предлагаю.

Он отпустил ее руку и кивнул в сторону форта:

— У меня есть немного золота — то золото, которое я смог тайно вывезти из Тэлброка. Если ты добиваешься его, я все тебе отдам. Скажи мне правду: что тебе от меня нужно?

Аделина скользнула взглядом мимо него в сторону лучника на площадке башни.

— Клятвы у алтаря.

Аделина побледнела. Симон чувствовал, как наливается свинцом его сердце при виде того, как иссякает удивительное мужество этой женщины. Словно со стороны он услышал собственный голос: он выставлял ей условия для будущего брака: