Серебряный ветер - [22]

Все началось как обычно. Операция, продиктованная суровой необходимостью: приняв сигнал — одиночный костер на сторожевой башне Стриквила, — Тэлброк был обязан убедиться в том, что находящийся на его попечении валлийский вождь не орудует вместе с разбойниками. Все прошло четко и без жертв. Люди Кардока были захвачены солдатами гарнизона. Впрочем, иного от своих солдат Тэлброк и не ожидал. Симон поклялся пленникам, что не причинит вреда ни им, ни их вождю, если они сами не станут прибегать к насилию. Они поняли, что Симону надо выяснить только одно: был ли их вождь Кардок вместе с участниками набега, виновен ли он в том, что в двух ближайших нормандских крепостях зажгли сигналы тревоги.

Лишь когда сторожевые Кардока были утихомирены и взяты в плен, а Симон отправил своих людей во все концы дома искать Кардока, у него появились сомнения в том, что миссия его закончится благополучно.

Мужество дочери вождя едва не стоило ей жизни. Симон расслышал в ее голосе нотки страха и сразу догадался, что девушка лжет, дабы запутать ищущих. И все же он не мог развернуться и уйти, поскольку существовала опасность, что коварный Кардок появится позже и нападет.

Симон один ворвался в помещение, где, как свидетельствовали доносившиеся оттуда звуки, к встрече с ним готовились. Он знал, чем рискует. Кардок вполне мог ждать его в засаде, и темнота была на руку оборонявшемуся. Ладонь Симона, сжимавшая меч, взмокла от пота. Он вспоминал другую ночь и другую темную комнату, другую схватку впотьмах. Это было давно и недавно. Тогда, в Ходмершеме, случилось нечто такое, что перечеркнуло всю его жизнь. Благосклонность судьбы и рискованное решение действовать в одиночку уберегли его от еще одной смертельной ошибки.

Судьба покуда хранила его — все кончилось миром, хотя Симон никак не мог понять, отчего Кардок не разрешил недоразумение с самого начала. Чего проще — выйти и сказать: «Вот он я!» Не дожидаясь, пока нормандцы будут вынуждены применить силу. Кардок был известен своей хитростью и храбростью. Тогда почему он решил держать оборону в комнате, где негде спрятаться, там, где кроме него находились женщины и дети?

Симон отправил Гарольда обыскать хижину перед уходом, но никакого тайного выхода не нашел. Кардок запер себя, свою любовницу и служанку, а также детей в капкан. Так мог бы поступить простофиля, но не старый хитрый бандит Кардок.

И, что хуже всего, старик слышал голос дочери из-за двери, но не отвечал ей. Симон видел выражение лица Аделины в свете факела: она тоже была поражена мерой безразличия отца к ней.

Симон зачерпнул ледяной воды и плеснул в лицо, прогоняя остатки сна.

В маленькие оконца бойниц било солнце. Холодное, почти зимнее. Симон потянулся за туникой. Сегодня он собирался основательно исследовать долину, чтобы наконец решить ту задачу, которую он уже давно перед собой поставил: понять, каким образом Кардок выезжает за ее пределы и возвращается, оставаясь не замеченным гарнизоном.

Старый бандит, конечно, хитрец, но не волшебник. Просто он знает какой-то иной путь, в обход ущелья, за которым так тщательно наблюдали люди Тэлброка. Как только этот путь будет найден, Симон сможет запереть старого лиса в его норе, и при этом ему не придется самому лезть в логово Кардока, как это было сегодня ночью.

Крики ворон становились все громче, все пронзительнее. За стенами убежища Симона Тэлброка все явственнее слышались взволнованные голоса. Неужели лучники ослушались приказа оставить птиц в покое? Симон пристегнул к поясу меч и накинул плащ.

Гарнизон был охвачен волнением. Посреди двора стоял Кардок собственной персоной и щурился на солнце. Симон посмотрел в том же направлении, что и нежданный гость. Три громадных черных ворона опустились на зубцы крепостных стен, присоединившись к своим черным блестящим собратьям, уже рассевшимся на парапете по всему периметру стены. Задул северный ветер и принес первый снег. Легкие хлопья, кружась, опускались на черные перья, жесткие и грозно торчащие, как щетина на спине дикого вепря.

Кардок повернул голову, из-под нависших седых бровей на Симона смотрели глаза, чей взгляд был едва ли приветливее того, каким на него взирали громадные местные вороны.

— Я пришел поговорить с тобой, Тэлброк. Симон кивнул:

— Я должен был первым прийти к тебе. Я причинил вам неприятности и готов восстановить то, что сломано.

— Значит, ты просишь прощения за то, что ворвался в мой дом?

— Нет, но я сожалею о том, что мне пришлось применить силу.

Кардок, странное дело, промолчал. Казалось, ему, несмотря на очевидную злость, не хотелось вспоминать о событиях прошлой ночи. Симон провел рукой по лбу. Кардок с тех пор, как вернулась его дочь, вел себя непредсказуемо.

Валлиец медленно повернул тяжелую седую голову в сторону птиц, рассевшихся по стенам, затем снова посмотрел на Симона.

— Это такой нормандский обычай сначала заключать мир, а потом отказывать бывшему врагу от места у очага?

Солдаты гарнизона высыпали из казармы, с интересом наблюдая за обменом любезностями. У огня соглядатаев будет меньше.

— У моего очага едва ли намного теплее, чем во дворе, — сказал Симон, кивнув на развалины старого замка, — но, я приглашаю тебя в свой дом, Кардок.