Серебряный век. Лирика - [44]

И солнце, садясь, соболезнует мне.

И в третий плеснув, уплывает звоночек

Сплошным извиненьем: жалею, не здесь.

Под шторку несет обгорающей ночью,

И рушится степь со ступенек к звезде.

Мигая, моргая, но спят где-то сладко,

И фата-морганой любимая спит

Тем часом, как сердце, плеща по площадкам

Вагонными дверцами сыплет в степи.

После дождя

За окнами давка, толпится листва,

И палое небо с дорог не подобрано.

Все стихло. Но что это было сперва!

Теперь разговор уж не тот и по-доброму.

Сначала все опрометью, вразноряд

Ввалилось в ограду деревья развенчивать,

И попранным парком из ливня – под град,

Потом от сараев – к террасе бревенчатой.

Теперь не надышишься крепью густой.

А то, что у тополя жилы полопались, –

Так воздух садовый, как соды настой,

Шипучкой играет от горечи тополя.

Со стекол балконных, как с бедер и спин

Озябших купальщиц, – ручьями испарина.

Сверкает клубники мороженый клин,

И градинки стелются солью поваренной.

Вот луч, покатясь с паутины, залег

В крапиве, но, кажется, это ненадолго,

И миг недалек, как его уголек

В кустах разожжется и выдует радугу.

1915, 1928

Любимая – жуть! Когда любит поэт…»

Любимая, – жуть! Когда любит поэт,

Влюбляется бог неприкаянный.

И хаос опять выползает на свет,

Как во времена ископаемых.

Глаза ему тонны туманов слезят.

Он застлан. Он кажется мамонтом.

Он вышел из моды. Он знает – нельзя:

Прошли времена и – безграмотно.

Он видит, как свадьбы справляют вокруг.

Как спаивают, просыпаются.

Как общелягушечью эту икру

Зовут, обрядив ее, – паюсной.

Как жизнь, как жемчужную шутку Ватто,

Умеют обнять табакеркою.

И мстят ему, может быть, только за то,

Что там, где кривят и коверкают,

Где лжет и кадит, ухмыляясь, комфорт

И трутнями трутся и ползают,

Он вашу сестру, как вакханку с амфор,

Подымет с земли и использует.

И таянье Андов вольет в поцелуй,

И утро в степи, под владычеством

Пылящихся звезд, когда ночь по селу

Белеющим блеяньем тычется.

И всем, чем дышалось оврагам века,

Всей тьмой ботанической ризницы

Пахнет по тифозной тоске тюфяка,

И хаосом зарослей брызнется.

Светает

Ты в ветре, веткой пробующем,

Не время ль птицам петь,

Намокшая воробышком

Сиреневая ветвь!

У капель – тяжесть запонок,

И сад слепит, как плес,

Обрызганный, закапанный

Мильоном синих слез.

Моей тоскою вынянчен

И от тебя в шипах,

Он ожил ночью нынешней,

Забормотал, запах.

Всю ночь в окошко торкался,

И ставень дребезжал.

Вдруг дух сырой прогорклости

По платью пробежал.

Разбужен чудным перечнем

Тех прозвищ и времен,

Обводит день теперешний

Глазами анемон.

1917

Поэзия

Поэзия, я буду клясться

Тобой, и кончу, прохрипев:

Ты не осанка сладкогласца,

Ты – лето с местом в третьем классе,

Ты – пригород, а не припев.

Ты – душная, как май, Ямская,

Шевардина ночной редут,

Где тучи стоны испускают

И врозь по роспуске идут.

И в рельсовом витье двояся, –

Предместье, а не перепев –

Ползут с вокзалов восвояси

Не с песней, а оторопев.

Отростки ливня грязнут в гроздьях

И долго, долго до зари

Кропают с кровель свой акростих,

Пуская в рифму пузыри.

Поэзия, когда под краном

Пустой, как цинк ведра, трюизм,

То и тогда струя сохранна,

Тетрадь подставлена, – струись!

1922

Анатолий Фиолетов (?–1918)

Переменность

Лилии стройной и бледной

Быть приказал ярко-черной,

Деве с улыбкой победной

Стать проституткой позорной.

Звездам сказал: «Не сияйте»,

Свет погасите в ночах,

Людям сиянье не дайте –

Будет звездою им Страх…

И изменивши узорность

Этой презренной земли,

Я удалился в Нагорность,

Стал недоступным вдали.

Я себя сделал единым,

Вечным и смелым Царем,

Полные ужасом длинным,

Люди сказали: «Умрем!..»

Я же остался, и буду,

Буду Грядущего страж.

Мир этот мерзкий забуду

Он, как туманный Мираж.

И воссоздавши другое,

Новый невиданный мир,

Солнце Я дам золотое,

Светлый, небесный кумир.

Солнцем поставлю кровавый,

Яркий, загадочный Мак.

Будет он символом Славы,

Тем, кто развеяли Мрак.

1914

Клич к совам

Среди разных принцев и поэтов

Я – Анатолий Фиолетов –

Глашатай Солнечных Рассветов…

Мой гордый знак – Грядущим жить,

Из Ваз Небесных Радость пить.

Придите все ко мне, чтоб видеть,

Чтоб видеть Смысл Красоты.

Я буду звонко ненавидеть

Всех, кто покинул Храм Мечты.

И речь мою услышав, все вы

Поймете, что ведь жизнь Сон,

А вы, а вы замкнуты в хлевы,

Где темнота и нет Окон.

О, знайте, что в Грядущем – Радость.

И ждать Рассвет – вот это сладость,

И оттого Я говорю –

Все поклоняйтесь фонарю,

Горящему в туманных Снах,

В небесных, солнечных Веснах…

…………………

Грядущим жить Я призываю,

Грядущим, где мерцает Рок.

И вам, Безликим, повторяю –

Я – Фиолетов, Я – Пророк…

1914

Владимир Маяковский (1892–1930)

А вы могли бы?

Я сразу смазал карту будня,

плеснувши краску из стакана;

я показал на блюде студня

косые скулы океана.

На чешуе жестяной рыбы

прочел я зовы новых губ.

А вы

ноктюрн сыграть

могли бы

на флейте водосточных труб?

1913

Послушайте!

Послушайте!

Ведь, если звезды зажигают –

значит – это кому-нибудь нужно?

Значит – кто-то хочет, чтобы они были?

Значит – кто-то называет эти плевочки

жемчужиной?

И, надрываясь

в метелях полуденной пыли,

врывается к Богу,

боится, что опоздал,

плачет,

целует ему жилистую руку,

просит –

чтоб обязательно была звезда! –

клянется –

не перенесет эту беззвездную муку!

А после

ходит тревожный,

но спокойный наружно.

Говорит кому-то: