Серебряный пояс - [153]

Не знала тогда перепуганная Наталья, что она была на волосок от смерти и обязана своим спасением собакам Михаила Самойлова…

Белогрудому медведю была известна еще одна, сокрытая от людей тайна. На северной стороне Одинокого гольца, среди нагромождений каменных осыпей-курумов, в густой подсаде пихтача, у короткого ключа стояла небольшая, скрытая от чужих глаз избушка. Белогрудый наткнулся на нее не случайно. Он далеко чувствовал запах человеческого жилья в тайге. Всегда из любопытства подходил к строениям, будто что-то искал. И наконец, нашел. В спрятанной избушке жил острый запах того бородатого человека, по чьей вине он упал когда-то со скалы и повредил себе левую заднюю лапу. Скрывая затаенную злобу, белогрудый медведь долго ждал своего второго врага. Он появился не скоро и не один. Глубокой осенью с ним на лошадях приехали два других спутника с ружьями. Нападать на него в тот момент было опасно. Благодаря своей природной, врожденной настойчивости зверь был терпелив и злопамятен. Он был готов ждать месяц, год, жизнь, но до последних дней своих помнить все, что стало кривой извилиной с детских лет. Белогрудый медведь был уверен, что ему когда-то представится случай поквитаться со своими врагами.

Последнее время белогрудый медведь жил новой жизнью. Свадебная пора в июне увлекла зверя своей новой, ранее неведомой силой. Зрелая медведица из южного распадка подарила ему незабываемую ласку и любовь. Увлеченный трепетным общением, белогрудый на несколько недель был занят своей половиной, оставив законную территорию без внимания. Размеренная, спокойная свобода изменила характер зверя. Из спокойного, добродушного мишки белогрудый превратился в злого, агрессивного ревнивца. В те дни он был готов сразиться с человеком-зверем, убить собрата, разорвать любую живую тварь, оказавшуюся между ним и избранницей. Если бы на его пути тогда оказались напористые собаки, зверь не побежал бы к скалистой гряде, а бросился в жестокую схватку на защиту своей подруги.

Однако все когда-то кончается. Прошло положенное время. Кончились нежные, ответные ласки зрелой медведицы. Получив необходимое, будущая мать прогнала своего временного друга из южного распадка. Нисколько не обиженный ее поведением, белогрудый медведь вернулся на свою территорию.

Проверяя границы своей вотчины, белогрудый нашел изменения. Во время его отсутствия к себе в дом на скалистую гряду вернулась семья человека-зверя. Ее появление не вызвало в сознании белогрудого страха. Семья человека-зверя вела скрытный, уединенный образ жизни. Увидеть двуногое, лохматое существо мог только опытный, внимательный глаз. Как и прежде, двуногий жестоко охранял подступы к скалам, на которых находилась ниша с пещерой. Любой зверь, даже случайно ступивший в недоступную зону, подвергался изгнанию. Другие, самоуверенные особи, как рыжебокий медведь, могли быть тут же убиты и съедены. Последнее определение на белогрудого не распространялось. Хорошо помня старый урок, медведь обходил чужие границы на уважительном расстоянии.

Еще одно, более важное для белогрудого изменение происходило на северной стороне Одинокого гольца. Знакомое зимовье врага, по вине которого он сломал лапу, было оживленным. Гораздо чаще, чем в прошлом году, в нем стали появляться люди. Все они передвигались на лошадях с ружьями, в разное время от двух до шести человек, уезжали и вновь возвращались в зимовье. Его враг всегда был тут же.

Белогрудый медведь теперь находился где-то рядом, на должном расстоянии от зимовья. Все, что ему надо было знать, он ловил носом и ушами. Запахи и звуки с подветренной стороны приносили резкую, ставшую вынужденно знакомой речь, дым костра, непонятное, новое оживление. Зверь чувствовал это по нервному напряжению, происходившему с людьми, однако не придавал этому большого значения. Главное для белогрудого медведя было то, что человек с бородой всегда был здесь. Он ждал момента, когда он останется один и без ружья. И этот час наступил.

Это был обычный, ничем не примечательный день. Насытившись сочной травой, белогрудый медведь спокойно лежал на лобном, продуваемом месте горы под разлапистой елью. Широкие ветви дерева давали зверю благодатную тень. Свежий ветер прогонял гнус-мошку. Изнывая от жары, белогрудый томился в дреме, ожидая прохладного вечера. Сонное сознание зверя вяло прослеживало мутные воспоминания и представления существующего мира. Тайга приносила всевозможные запахи постоянного покоя. Пережидая середину дня, где-то в стороне редко порхали лесные птахи. Далеко внизу, в узком логу, негромко шумел речной перекат. Сзади, на вершине хребта, нудно стонала доживая свой век старая, высохшая лесина. Лес и горы находились в торжестве благоухания жизни, когда напитавшиеся водой и соком земля, травы, кустарники, деревья находятся на пике своего настоящего совершенства. А любая другая живность устала славить своими голосами красное лето за благодатное продолжение своего рода.

Довольно зажмурив глаза, белогрудый медведь сопел, вяло шевелил ушами в разные стороны. Тысячи раз знакомые запахи и звуки не оставляли сомнения в твердой уверенности, что все, что с ним происходит, будет длиться долго, до самого вечера, пока он не захочет есть. Единственным желанием, доставлявшим зверю некоторое расстройство, была жажда. Сегодня утром он съел так много сочной травы, что медвежий желудок просил свежей, прохладной воды из ручья. Белогрудому медведю хотелось пить. Однако глубокая лень от перенасыщения была сильнее. Поэтому он как мог тянул время до вечера.