Серебряный остров - [39]

На это и жила вся труппа.

Костик подружился с циркачами. Влезал на деревья привязывать канат, незаметно для посторонних подсовывал старику «огонь» для глотания и вообще помогал в меру сил. Только к Мико его по-прежнему не допускали. Прошлым летом «кормилец», как они справедливо называли медведя, ненароком ободрал руку какому-то парнишке.

Мико квартировал в железной клетке под фургоном, характер у него действительно оказался прескверный, выступать он не любил, зато любил плотно пообедать, а старик с дочерью и сами-то жили впроголодь. С продуктами было туго, шла гражданская война.

И все-таки к Костику медведь привязался. Костик тащил ему, что только под руку попадало: морковку, пустую куриную косточку, огрызок яблока, хлебную корку, зеленый лук — Мико все подбирал, ничем не брезговал. Иногда, если не видел старик, они играли сквозь прутья клетки, награждали друг друга шлепками и тумаками. Мико скалил желтозубую пасть, страшно рычал, но ударял Костика своей увесистой лапой, легонько, вежливо — знал, что сила медвежья.

Так продолжалось две недели. Однажды старик с дочерью ушли перекусить, а Костика попросили покараулить «колымагу». За работу старик выдал ему леденец из той самой жестяной коробки, из которой после каждого удачного номера угощал медведя. Костик припрятал леденец на будущее в карман, забрался под фургон и прилег в тени возле клетки. Рядом, посапывая, дремал Мико. И вдруг стрельба.

В городке стоял лишь небольшой отряд. Беляки налетели неожиданно, в знойный полдень, когда красноармейцы купались в реке и чистили лошадей. Кого из красных шашками порубали, кого из винтовок уложили.

Но тогда Костик ничего этого не знал. Только услышал пальбу и от страха в комок сжался. Мико тоже проснулся, уши насторожил, повел носом, учуяв. подозрительный запах пороха. Вдали протарахтела пулеметная очередь. Мико недоуменно глянул на Костика: то ли белого офицера изображать, то ли на самом деле прятаться от греха подальше?

Стреляли уже совсем близко. Костик лежал под телегой ни жив ни мертв. И вдруг услышал прерывистый шепот за спиной:

— Малец, а малец! Спрячь-ка меня куда-нибудь, беляки проклятые сюда скачут.

Он оглянулся — привалившись боком к колесу фургона, сидел красноармеец. Молодой, веснушчатый, глаза карие, отчаянные, рукой простреленную руку поддерживает, из-под буденовки — кровь струйкой. И так понравились Костику эти бесстрашные глаза, этот мальчишечий нос в веснушках — разом страх пропал.

— Полезай, дяденька, в фургон!

Пальба все сильнее, пули рядом цокают, а фургон высокий, а красноармеец тяжелый. Кое-как подсадил его Костик, уложил в уголок, сеном прикрыл, сверху скрипочку положил для виду. И только проделал все это, несколько всадников подскакали. Усатые, в папахах, штанины с лампасами, шашки на боку. Сунулись к соседним крестьянским телегам, давай рыться среди мешков.

— Где тут красный? В шлеме со звездой? Убежать не мог, здесь прячется. А ну давай его сюда, православные, не то мигом, к стенке!

Крестьяне глазами захлопали, никакого красного видеть не видели, но «к стенке» — слово страшное, «к стенке» — значит расстрел. Тоже принялись поклажу ворошить, будто ищут. Шарят белые по телегам, мешки сбрасывают, шашками в сено тычут, а телег-то всего с десяток, вот-вот до фургона доберутся.

Настоящий страх охватил Костика: что ежели вот так же сунут шашкой в сено, возле скрипочки? Что делать? Как красноармейца спасти? На мгновение он почувствовал себя таким же красноармейцем в буденовке со звездой, бесстрашным, решительным, находчивым. Тут его и осенило.

Костик нырнул под фургон, отстегнул цепь, шепнул:

— Выручай, Мико!

И Мико, ленивый Мико, который всегда упирался, когда его выводил старик, на этот раз, словно почуяв, что он — последняя надежда Костика, в момент выскочил из клетки. И вовремя. Двое белых подошли, один важный, усы как у моржа, видно, командир ихний, другой вроде ординарца, с шашкой наготове. Тут Костик поднял над головой леденец и осторожненько подтолкнул Мико.

Встал Мико на задние лапы, подковылял к главному беляку, пузо выпятил, честь отдал да как рявкнет. Засмеялся усатый:

— Го-го-го! Гляди-ка, рапортует медведь!

— Знает, кому рапортовать, — хихикнул ординарец.

Собрались вокруг белые, зубы скалят, передразнивают медведя — ну чисто обезьяны. А Мико с усатым за руку поздоровался, с ординарцем поздоровался, всех остальных обходит и рожицы строит — во вкус вошел. Тут уж Костику не по себе стало, не перестарался бы Мико. А ну как белого офицера изобразит? Но Мико, если и хотел беляка изобразить, не успел.

Вытащил усач револьвер, хлоп — и упал Мико. Удивленно, обиженно глянули на Костика ничего не понимающие медвежьи глазки, загреб Мико лапами пыль — и затих. А беляки вскочили на коней, ускакали.

Обхватил Костик звериную шею, заплакал горько. Ну в чем медведь виноват, за что же его-то, смешного, доверчивого?..

Вдруг слышит:

— Малец, а малец!

И разом про медведя забыл. Залез в фургон, сено разбросал — красноармеец лежит бледный, крупные капли на лбу, зубы стиснул, вот-вот памяти лишится: много крови потерял.

— Важное распоряжение у меня, — шепчет. — Беги на пожарную каланчу, Кузьму Васильевича спроси, больше никому не отдавай. Да припрячь получше.