Серебряный меридиан - [35]

— Я знаю.

Возникла пауза.

— Почему у тебя так мало опубликованных вещей? — спросил он.

— На самом деле не так уж и мало. Довольно много программ для радио, сценариев видовых и документальных фильмов и тех, что ждут своей очереди. А самое главное — это мои переводы и сборники стихов. К сожалению, то, что вышло, больше известно в Европе, чем здесь. Но остановиться я не могу. Я пишу, как дышу.

«Я люблю тебя, — думал он, — у меня хватит терпения ждать, пока ты пишешь. Всегда. Всегда».

— Зимой пишется лучше всего, — тихо сказала она, — особенно, если много снега.

— А я с зимой расстаюсь легко. Весной и особенно летом много дел — фестиваль.

— Хорошо, когда знаешь наперед, что будешь делать. У меня так не получается.

— Давай попробуем.

— Что именно?

Он наклонился к ней и взял ее руки в свои.

— Попробуем осуществить наш первый план. Я ищу голос для записи романа. Женский голос.

— Записать «Перспективу»? С тобой?

— Да.

— Джим, это лучший подарок в этот день в моей жизни.

— В этот день?.. Господи, ты смешная! Сегодня день твоего рождения?

Она кивнула.

— Подарок за мной.

— Это не обязательно.

Еще у меня есть просьба, продолжил он, — на церемонии по поводу номинации за «Лучший дебютный роман» будь моей официальной спутницей. Пожалуйста.

— Хорошо, — улыбнулась она.

В тот вечер их недосказанная тишина так и осталась нетронутой. Они легко прикоснулись щеками на прощание, когда она вышла проводить его, и задержались в этом прикосновении дольше обычного.

— Оставим все прошлое в прошлом, — сказал он.

— Я свободна, Джим.

— Я тоже.

Ее сценарии лежали в его рыжем портфеле, а стихи звучали в душе.

Удивительные совпадения иногда становятся реальными событиями жизни. Ночью, лежа без сна, вспоминая их разговор и гравюру с планом Венеции в библиотеке Эджерли-Холла, Джим перечитал небольшой фрагмент своего романа.

«В 1615 году Себастиан Виллан[46] из семьи франкфуртских кожевенников пустился в многолетнее странствие по городам Италии. В 1619 году он добрался до Венеции — тогдашней столицы издательского мира, где поступил учиться в Скуола Сан-Гульельмо — школу печатников, основанную английской четой. В 1621 году Себастиан женился на Беатриче Артелли — дочери покровителя школы, и увез ее в родной Франкфурт. Перед свадьбой Себастиан сделал в подарок родителям невесты гравюру с изображением Венеции — ведуту — вид города с высоты птичьего полета. Через два года копию его работы синьора Артелли привезла в Лондон».

Это нить — нить истории, нить памяти. Она то исчезает, то появляется вновь, но только тот, кто чувствует ее, помнит о ее существовании, может своими руками иногда выловить ее, прежде чем она вновь скроется под подобной морской — поверхностью настоящего. Это история слов, людей и произведений. Если она есть, она иногда всплывает на поверхность на протяжении жизни.

Глава XI

И наступит время, вот увидишь,

и не будет больше слез,

И любовь не разобьет больше твое сердце,

зато разгонит твои страхи…

Группа Mumford & Sons «После шторма»

На седьмое декабря назначили первую запись аудиокниги. Виола обгоняла себя, добираясь до «Флори Филд» за пятнадцать минут, вместо прежнего получаса, торопясь на репетиции. Зал театра, где они работали, стал для нее главной точкой притяжения. «Не удивляйся: моя специальность — метаморфозы. На кого я взгляну, становятся тотчас мною»[47].

Охваченная воодушевлением Виола встретилась с Линдой. Они давно не виделись. Линда, как всегда, бурно и громко одобрила последние новости.

— Похоже, что у него появились новые идеи для фестиваля. И они связаны с некоторыми из моих пьес, — в конце разговора добавила Виола.

— Наконец-то ты выбираешься из скорлупы. Слушай, ну а как он тебе в…

— Да мы не ради этого встречаемся.

— Разумеется, не ради! Еще бы!

Виола только рукой махнула.

Не прошло и пяти минут после ее ухода, как Линда позвонила Джиму.

— Какой же ты умница! Лучшего голоса не найти!

— Ли, я боюсь даже думать об этом, чтобы не сглазить. Скажи, мне все это снится?

— Не снится. Успокойся. Просто, по-моему, вы оба чуть сошли с ума.

24 ноября «Вечерний стандарт» назвал Джеймса Эджерли десятым из двадцати самых популярных авторов года в категории «Литература». За день до церемонии вручения премии «Дебютный роман» в пабе у Мартина Виола показала Джиму эту заметку. Он иронически улыбнулся и покачал головой.

— Что-то, по-твоему, не так?

— Приятно, конечно. Но, честно говоря, лучше, если бы это было в категории «Театр».

— Обязательно будет.

Он снова покачал головой.

— Что все же не так? — снова спросила Виола.

— Завтрашний вечер… — он почти перешел на шепот. — На самом деле я боюсь, что ты можешь неправильно истолковать мое приглашение.

— Джим, — она улыбнулась и тронула его руку, — не думай так.

Вечером следующего дня он был полон решимости сместить с поста мэра, не способного восстановить нормальное движение транспорта в центре. Город был завален снегом, и машина плелась по дороге, напоминавшей горные тропы.

Виола ждала. «Я вишу на пере у Творца крупной каплей лилового лоска», — думала она, глядя на себя в зеркало. В ее жизни терпение не раз испытывалось ожиданием, отбиравшим силы, когда таяли надежды и чувства уходили, как вода в песок. Сейчас она не подгоняла время и не сомневалась. Джим, элегантный, подтянутый, в черном костюме, приехал с небольшим опозданием и долго извинялся. У здания Художественного клуба стало очевидно, что патетика этого события являет полную противоположность сдержанности «Книжника». Здесь было царство литературного шоу-бизнеса. Количество представителей прессы соответствовало размаху мероприятия, а среди многочисленных гостей можно было увидеть любителей и завсегдатаев подобного рода собраний в мире искусства, бизнеса и политики. Всех встречал ковер — не красного цвета, а оттенка слоновой кости, и распорядители, регулировавшие перемещение гостей по нему к открытым дверям.