Серебряный медведь - [38]

– И ты? – Кулак повернулся к кентавру.

– И я.

– Нехорошо.

Конечеловек пожал плечами, всем своим видом говоря – подумаешь, велика важность!

Побитый сцепил зубы:

– Я воевать не рвался.

– Подневольный, что ли?

– Можно и так сказать.

«И говор у него знакомый, – подумал Кир. – Где же? Где я его видел?»

– Кровь-то сотри, – посоветовала Пустельга. – Глаз залила совсем.

Дезертир зачерпнул полную пригоршню воды, плеснул в лицо, быстрыми движениями растер.

Ну да! Широкое лицо, подбородок записного упрямца. Светлые волосы раньше были длинными, а теперь пострижены, как и положено рядовым, чтоб из-под шлема не торчали. Выговор северный, табальский. Вон, у Бучилы такой же.

Так это же…

Студент!

Кирсьен рванул меч из ножен, прыгая вперед.

Успел увидеть расширившиеся, а потом сузившиеся глаза табальца.

Мудрец вроде бы нехотя, лениво протянув руку, сграбастал Кира за плечо широченной ладонью. Остановил, едва не перевернув в воздухе. Так сторожевого кота опрокидывает цепь в верхней точке прыжка.

– Ты что, Малыш? – удивленно воскликнула Пустельга.

– Ты, паря… энтого… снежный демон тебя закусай… – приседая, хлопнул ладонями себя по ляжкам Почечуй.

– Убью, студент! – прорычал Кир, пытаясь сбросить руку силача.

– А ну, успокойся! – решительно скомандовал Кулак.

– Сперва я его…

– Да ты что творишь?! – Пустельга шагнула вперед, заслоняя студента… Как же его зовут? Ага! Антоло!

– Пусти, Мудрец! Пусти!

– Вот вы какие, горячие каматийские парни! – с насмешкой проговорил Мелкий, нагибаясь над ведром. И вдруг без предупреждения плеснул ледяной колодезной водой прямо на Кира.

От неожиданности бывший гвардеец задохнулся. Холодные струйки ворвались не только за пазуху, но и в рот, ноздри, вынудили зажмуриться. Он закашлялся, отплевываясь. Бросил меч.

Когда поднял голову, запал уже прошел. Одно дело – срубить человека, подчинившись мгновенной вспышке гнева, а совсем другое – хладнокровно лишить жизни, да еще под пристальными взглядами двух десятков товарищей. Ну, не палач же он, в самом деле?..

А наемники смотрели на них со студентом с нескрываемым интересом.

– А ну-ка рассказывай, Малыш, – строго произнес кондотьер. – Когда вы повздорить успели?

– Поди, раньше… энтого… друг дружку знали? – влез коморник.

– Непростой ты парень, ох, непростой… – протянула Пустельга.

Кир вздохнул. Рассказать, что ли? Стыдно. Тогда придется признаться, что вовсе никакой он не каматиец, а из Тьялы, что дворянин, что гвардейцем был… А дурацкая драка в «Розе Аксамалы»? И все же признаваться придется. Иначе доверие соратников будет утеряно навсегда. А без взаимного доверия сражаться рядом нельзя.

Пока он размышлял, Антоло закряхтел, с трудом выпрямился. Прихрамывая, шагнул вперед.

– Я тебя тоже узнал. Вот уж не предполагал свидеться, господин лейтенант… – с нескрываемым презрением проговорил он.

– Лейтенант? – присвистнул Мелкий. – Ну, тогда простите, господин офицер, что облил вас ненароком.

Кулак шикнул на него. Весельчак махнул рукой и отвернулся, все же поглядывая искоса: как будут развиваться события?

– Если бы ты знал, – продолжал студент, – как я хотел вцепиться тебе в горло… Голыми руками, зубами… Ведь если бы не ты, я не очутился бы здесь.

– Могу ответить тебе тем же, – сквозь зубы процедил Кир. – Если бы не ты…

– Была моя очередь, – набычился Антоло. Вот уж настоящий табалец! Упрямец из упрямцев!

– Ты же…

– Простолюдин? Черная кость?

Кир замешкался с ответом. Еще два-три месяца назад он, не раздумывая, согласился бы. Подумаешь, овцевод и сын овцевода, даром что в университете науки постигает, а решил потомственного дворянина учить справедливости! Да таких, как он, на конюшне пороть за одно только слово поперек господской воли. Но теперь… Ведь и Мудрец, и Кулак, и Пустельга – люди, пробившиеся с низа общества. Но имеется ли у них гордость, честь, отвага? Конечно. Даже с избытком.

– Нет… – пробормотал молодой человек. – То есть… Я хочу сказать…

– Что ты хочешь сказать? Что ты можешь сказать? – В горле табальца клокотал неподдельный гнев. Но какой-то слабый. Так рвется вскачь загнанный конь. Желание есть, а силы, увы, закончились.

– Я хочу сказать…

– Он хочет сказать, что это неважно, – решительно вмешался Мудрец. – Дворянин, мещанин… Клянусь Ледяным Червем, какая чушь!

– Честь! – громко провозгласил кентавр. – Вот что важно для воина. Я, Желтый Гром из клана Быстрой Реки, свидетельствую, что у Антоло из Да-Вильи, что в Табале, сердце настоящего воина. В нем хватает и мужества, и упорства, и чести.

– Малыш… То бишь Кир, – веско заметил Мудрец, – тоже труса не празднует. Он может стать примером любому дворянину.

– Я и есть дворянин, – вздохнув, признался парень. – И не из Каматы, а из Тьялы. Т’Кирсьен делла Тарн. Еще недавно я был лейтенантом Аксамальской гвардии.

– Ну, ты… энтого… даешь! – разинул рот Почечуй.

– Я же говорил, он фехтует, будто с детства учился! – воскликнул Мелкий.

– И что же вы не поделили? А, парни? – уперла руки в бока Пустельга.

– Давайте… энтого… признавайтесь! Вот увидите… энтого… на душе полегчает.

– Да что рассказывать? – попытался отбиться Кир.

– Это очень долго… – промямлил Антоло. – И кому это интересно? – Он хотел покачать головой, но вдруг пошатнулся и упал бы, если бы под левый локоть его не подхватил Желтый Гром, а под правый – Пустельга.