Серебряный медведь - [21]
Вот Желтый Гром из клана Быстрой Реки, как обычно, представлялся конечеловеком, с рождения учился воинскому ремеслу. Правда, в Степи отдавали предпочтение не мечам, а копьям и лукам. Каждый кентавр владел ими мастерски. Но на безрыбье, как говорится, и рак рыба. Пусть оружие и непривычное, но все же лучше, чем с голыми руками. Вдруг медведь или лесной кот встретится? Места-то дикие. А может, и похуже того – человек. И без разницы: местный разбойник или разъезд сасандрийской конницы.
Шагать через лес с каждым днем становилось все труднее.
И дело не в буреломах или колючих зарослях малины, ежевики, шиповника. Это все мелочи. Да, противно, доставляет кучу неудобств, портит настроение и замедляет скорость любого путешественника – хоть о двух ногах, хоть о четырех, – но можно каким-то образом притереться, понабраться опыта и вполне сносно справляться с такими трудностями.
Нет. Хуже всего – голод.
Вначале кажется – пустяк. Где наша не пропадала? Люди больше мучились, и то ничего. Переживем и мы. Главное, не думать о еде постоянно…
Как бы не так!
Хорошо было древним отшельникам, о которых так любят рассказывать жрецы Триединого, достигать просветления духа, голодая в пещерах. Водички попил, горсть пшеничных зерен разжевал, и все, целый день можно молиться и размышлять о вечности. Триединому служить – не надорвешься. Из пещеры никуда уходить не надо, не нужно карабкаться по склонам оврагов, застревать в болотах, перелазить через буреломы. Сиди себе в холодке…
Поститься на ходу оказалось не в пример тяжелее.
День, другой, третий – вроде бы ничего, терпимо, хотя и кишки скручивает судорога, а вот на четвертый день у Антоло начала кружиться голова. Слабаком он себя никогда не считал. Еще в детстве, играя со сверстниками, привык быть заводилой и вожаком. После, уже в университете, именно вокруг него собиралась шумная компания школяров. В учебе, в пьянке, в потасовке он стремился быть первым. И получалось. Получалось без особых усилий. А вот тут мерзкая дрожь в коленях заставила почувствовать себя таким жалким, слабосильным и ничтожным, что стало противно. Никаких мыслей, кроме как о жареном на вертеле баране, огромной ковриге белого – пышного, еще теплого, с поджаристой, хрустящей корочкой – хлеба, не осталось.
Желтому Грому приходилось еще хуже. Кентавр крупнее, тяжелее человека, а значит, и пищи ему нужно больше. В два-три раза. И пастись его не заставишь. Или листья с корой с деревьев обгрызать, словно сохатый. Зубы все-таки человеческие, а не как у коня. У себя в Степи они даже кашу не ели. Не пили молоко. Просто потому, что доить не могли. Заинтересовавшись, Антоло попробовал представить кентавриху, скрючившуюся у коровьего вымени, и понял почему. Зато они охотились, разводили скот – коз и овец, коней и коров. Мясо давало степным воинам силу для сражений и длительных кочевий в поисках пастбищ и охотничьих угодий. Мясо жарили и варили в стойбищах. Мясо коптили и вялили, чтобы возить с собой.
На четвертый день вынужденного поста бока Желтого Грома опали, шерсть поблекла, ребра отчетливо проступили сквозь шкуру.
Они решили остановиться на день и поохотиться. Кентавр даже пожертвовал прядь волос из хвоста, хоть и ужасно кривился при этом, для того чтобы Антоло сплел силок. Жертва оказалась напрасной. Кроликов и сурков, как на холмистой равнине Табалы, здесь не водилось. Сайгаков, дзеренов и диких ослов, привычных Желтому Грому, тоже. Рябчики и ореховки совать головы в петлю упрямо отказывались. Белки и бурундуки будто насмехались над незадачливыми охотниками. К вечеру, измаявшись, словно галерные гребцы, они были готовы выйти на медведя или вепря с голыми руками, но крупная добыча не спешила на встречу.
К великой радости, Антоло наткнулся на целую россыпь подберезовиков. Нарвал грибов полный подол армейской рубахи и после заката принялся жарить их, нанизав на прутики. Конечеловек есть грибы отказался. Сказал, что в жизни в рот не брал такого дерьма и опыта приобретать не намерен.
Пришлось табальцу самому давиться наполовину прожаренными подберезовиками. Как будто кусок голенища жевал. Зато желудок набил. Ночью его мучили кошмары. Окраинец набрасывал на шею аркан и волок по каменистой земле у самых копыт коня. Мара[20] сжимала сердце ледяной рукой. Огромный боевой кот дышал смрадом в лицо, и с длинных клыков капала горячая слюна, вызывая омерзение.
Утро не принесло облегчения. Мутило. Болела голова, спазмы скручивали в тугой узел всю требуху. Вдобавок отвыкший от тяжелой пищи желудок не справился с работой, и Антоло пришлось то и дело нырять в кусты, вызывая всякий раз снисходительную улыбку Желтого Грома.
В общем, попытка найти пропитание в палой листве под деревьями с треском провалилась. Может, если бы у них был котелок…
Зато после полудня вышли к заросшей очеретом старице.
От радости Антоло едва не потерял голову. Вода – это рыба! Вода – это раки! А в прибрежных зарослях должны (да что там должны?! Просто обязаны!) гнездиться всякие водоплавающие птицы – утки, чирки, гуси, казарки. Кто ж этого не знает?
