Серебряный лист - [6]

Я так раздумался, что не заметил, как человек взобрался на сцену и встал за высоким ящиком. И вдруг подтолкнул меня знакомый голос.

- ...несколько отступлю от намеченной темы лекции...

Это был дядя Костя - вот дела! В костюме, с галстуком, солидный, будто директор школы. Я даже съежился, вспомнив про нашу с Гэлькой оплошку. Но он, конечно, не видел меня, а стоял себе и читал лекцию, как всякий ученый. Пока все это сообразилось, дядя Костя уже много кой-чего наговорил. Я начал слушать вот с каких слов:

- ...сотни неизвестных прежде алкалоидоносных, гликозидосодержащих, ароматических и других фармакологически активных растений... Из них получены вещества, понижающие кровяное давление, способствующие заживлению ран, успокаивающие нервную систему...

Слова все были такие длинные, сонные, - я зевнул и долго ничего не слушал, потом вдруг ухо опять поймало понятное:

- ...и даже в Японии. Японские матери присылают письма, в которых благодарят ученых нашей страны за чудодейственный препарат. Галантамин помог сотням детей избавиться от тяжелых последствий полиомиелита детского паралича...

Оказывается, если слушать только голос лектора и ни о чем постороннем не думать, можно все, в общем-то, понять. Дядя Костя рассказывал о горах и пустынях Средней Азии. Там очень много растений, каких нигде больше нет. Климат там очень плохой. В горах бывает так: ночью цветы водяного лютика вмерзают в лед озерков, на которых они растут. А пригрело солнце - лед растаял, цветы снова живые. Растения там приспосабливаются к суровому климату. Чтобы не мерзнуть, жмутся к земле, прячутся в трещинах, за камнями. Или растут плотными подушками, согревая друг друга. Листья у них опушенные, мохнатые. А в пустыне, где жарко, наоборот - узкие, чтобы испарять поменьше воды. А есть такие, что выделяют испарения эфирного масла. Этот пар можно зажечь, а само растение не сгорит. (Тут я сразу вспомнил, как дядя Костя поджигал "мохнатуса"! Вот тебе и чудеса!) И во многих растениях содержатся разные полезные вещества. Из одних делают лекарства. Из других добывают смолы, нужные для химической промышленности. Одним словом, наши горные растения такие же полезные, как те цветы и деревья, что растут в тропических лесах. Только они еще плохо изучены.

И тут я решил... Окончательно и бесповоротно решил: вырасту поеду в эти горы. Залезу туда, куда еще никто не забирался. Дорогу спрошу у того пастуха старого... И сделаю открытие. Это будет необыкновенный цветок. Ростом с кукурузу, а сам цветок - не меньше магнолии крупноцветной. И ягоды дает такие, что съел - и отрезанная нога выросла, съел - и новые глаза вместо старых...

Лекция кончилась. Я хотел подойти к дяде Косте. А ноги не идут, и сердце так противно съежилось. Ведь я до сих пор не знал, как оно там получилось, с духами. Разные ведь люди бывают. Иной из-за мелочи голову оторвет. У меня был приятель Валерка, ну, тень моя, нитка от иголки. А сломал я лезвие у его ножичка карманного - дружба врозь.

На другой день мне смешно было: чего испугался? Не такой же дядя Костя. Я прямо тете Лене с мамой заявил, что мотаться по берегу толку нет, что лучше пойду я в сад, там есть девочка знакомая. Они хотели меня на высмешку взять, одним словом, тили-тили-тесто, жених и невеста... И пусть себе. Я-то знаю, зачем хожу.

Добрался до сада. Сторож как раз знакомый - дядя Охрим. Увидел меня и руками замахал - как ветряная мельница:

- Ну, хлопчик, вот хлопчик! А тут за тобой только и скучают. Ну, не соврать - раз пять сегодня спрашивали!

Я и стал, как прибитый. Вот тебе и ученый! Никак успокоиться не может. Ладно бы, целый флакон духов пропал. А то - пол-пробирки, да самодельных.

Вот некоторым ничего, когда их ругают. Выслушал - встряхнулся, словно из-под душа. А я так не могу. Когда отругают как следует, я потом целый день не опомнюсь. И самому кажется: не выйдет из меня не то что там космонавт, а даже обыкновенный бухгалтер - из бессовестного такого.

- Ну, иди, чего стоишь, - подтолкнул меня дядька, - заждалась небось, соскучила за тобой дивчинка слипенька, бесталанна...

Я-то знал, кто по мне соскучился. Пошел все-таки. Думаю: сад большой, поброжу по закоулкам - и обратно. Очень надо - от чужого дяди выслушивать...

Ну, иду. Деревья все знакомые. Земляничник - Гэлька любит его ствол гладить. Весь он красный, лощеный, словно пластмассовый. Тисс это дерево совсем особое: много, много стволов подряд растет, и тень от него самая непробиваемая. Мы на скамеечке под ним сидели, когда чересчур жара одолевала. И еще один Гэлькин любимец - кедр атласский. Хвоя у него голубая и висит до земли. Гэля ее теребить любит. Русалкины, говорит, волосы! Это ей мать про русалок рассказывала, тетя Тина.

И сам не знаю, как свернул на дорожку, ведущую к тому домику... Иду - будто сам себя за волосы из болота вытягиваю, как барон Мюнхгаузен. Не легче. И вдруг чуть меня с ног не сбивает... сама тетя Тина! Дышит, задыхается:

- Сережа, ой, Сережа, где же Гэля?

Говорю:

- Я только что к ней иду.

Она вся белая сделалась и к дереву прислонилась.

- А мы... а я... Только и надеялись, что вместе вы ушли! С утра исчезла... Везде уже искали...