Серебряный ангел - [25]

Рахмет был раздосадован. Он рассчитывал, конечно, добиться в своих изысканиях большего. Это было вечным несчастьем мужчин, то, что все женщины на улице выглядели одинаково. Принцесса может прийти на базар, и никто ее не узнает. Жена с любовником пройдет мимо мужа, и тот останется в неведении! А можно провести рабыню, и никто не отличит ее от госпожи.

Сопровождающие назвали имя женщины, слишком обычное, чтобы быть настоящим. Они сказали, что она знакомая их капитана, живущая в Алжире, которая решила воспользоваться представившимся случаем, чтобы навестить родственников в Барике. У стражников вопросов не было. А Рахмет, не поверивший ни единому слову, в разговор предпочитал не вмешиваться, чтобы не привлекать к себе внимания. Он намеревался проследить за тем, что будут делать незнакомка и ее спутники дальше. Сейчас его больше всего интересовало, почему с этой англичанкой так возятся. Совершенно очевидно, что ей придают какое-то особое значение. Иначе не побоялись бы свести ее с корабля еще днем, проведя прямо сквозь толпу, собравшуюся поглазеть на разгрузку рабов-неаполитанцев. Если эти расчеты правильны, то женщину поведут в дом Хамида Шарифа, если нет, придется обдумать другие варианты.

Вообще-то, не будь Хамид Шариф человеком, известным своей преданностью дворцу, к тому же работорговцем, Рахмет мог бы предложить более опасные для него объяснения такой секретности и скрытности. Не пахнет ли тут, например, заговором против дея? Ведь и женщины не могут быть вне подозрения. Правда, версия эта опровергалась уже английским языком незнакомки, на который, собственно, и обратил внимание Рахмет. Хорошо известно, что Англия поддерживает Джамиля Решида и не предпримет ничего, что могло бы повредить ему. А вот красивую рабыню тайком переправляют в город для торгов, участниками которых хозяин хотел бы видеть только избранных лиц, далеко не в первый раз. Обычно таких женщин сначала предлагают дею, так что о достоинствах незнакомки скоро заговорят во дворце. Таким образом, то, что сообщит сегодня Рахмет, будет обязательно подтверждено тем или иным путем.

Расчеты оказались верными. Трое, за которыми последовал Рахмет, привели его прямо к дому Хамида Шарифа. С этими новостями он и вернулся во дворец для доклада Омару Хассану, надеясь, что именно их ждет великий визирь и капитана дворцовой стражи больше не будут посылать в порт. Реакция Омара Хассана на сообщение, правда, ему ничего не сказала, и Рахмет мучился в неопределенности еще пять дней, в которых на рейде Барики не появился ни один иностранец. Но и на шестой, когда по городу разнеслась весть о прибытии большого и двух малых военных английских кораблей, его оставили в покое. Рахмет понял, что был прав.

Глава 11

На следующее утро Омар Хассан встретил дея в коридоре, ведущем из внутренних покоев в зал для приемов. Возле входа в зал уже собралась довольно большая толпа государственных чиновников, ожидающих обсуждения текущих дел. Но в коридоре никого не было, за исключением двух Нубийцев-телохранителей, которые никогда не отходили от дея.

— Можно тебя на минуту, Джамиль? — У Омара была привилегия называть правителя Барики по имени, но пользовался он ею исключительно в личных беседах, наедине. Джамиля Решида великий визирь знал с самого его рождения. Он всегда интересовался тем, как воспитывают будущего дея, даже когда тот находился еще со своей матерью в гареме. Сейчас Омар Хассан полностью разделял мнения мудрецов дивана Барики о том, что еще никогда город не был столь процветающим, как в дни правления Джамиля. Мустафа, отец Джамиля, тоже был хорошим деем, любимым народом. Но у Мустафы не было такого дипломатического таланта, той проницательности, которые так блестяще проявлял Джамиль в общении с иностранными посланцами и консулами зарубежных стран, находящимися в Барике. При нынешнем дее его подданные наслаждались миром и спокойствием, невиданными ни при его отце, ни при старшем брате.

Из многочисленных детей Мустафы Омар больше всего любил Джамиля и его брата Касима. Они с детства проявляли острый ум и, что великий визирь считал еще более важным, обладали врожденным чувством чести и справедливости. Этих двух мальчиков всегда выделял среди своих сыновей и сам Мустафа, что, наверное, имело и отрицательную сторону. Кто знает, не из-за этого ли вырос таким мстительным и эгоистичным первенец Мустафы — Махмуд. В детстве он остро переживал свою отверженность, а когда вырос и стал деем, то за время своего короткого правления успел навсегда добавить к своему имени прозвище «тиран». Но на все воля Аллаха, а он справедлив. Махмуд умер, не оставив сыновей, и, к счастью для Барики, следующим по старшинству в династии оказался Джамиль.

Нынешний правитель Барики привлекал не только чертами характера, но и внешностью. Даже самая взыскательная из его наложниц вряд ли смогла бы предъявить к ней хоть малейшие претензии. От Мустафы он унаследовал высокий рост и угольно-черные волосы. Правда, обычно шевелюру его скрывал тюрбан, но о красоте ее можно было судить по густой бороде, которой мог бы позавидовать любой мусульманин. От отца ему достались также волевой подбородок и орлиный профиль, но утонченными чертами лица и узкими бровями он пошел в мать. Такими же, как у лаллы Рахин, были глаза Джамиля. Это не были глаза араба или турка. Именно благодаря им дей Барики напоминал европейца, что очень часто облегчало его общение с иностранными дипломатами.