Серебряные башни - [4]

Я едва закончил крепеж и вернулся к штурвалу, как с силой пушечного выстрела налетел первый шквал. То, что началось потом, трудно описать словами. Уже через четверть часа я потерял всякую уверенность и в яхте, и в себе. И только молил всех богов вынести меня из этой передряги целым. Движение яхты напоминало полет подхваченного вихрем листа. Волны сшибались и грохотали, перебрасываясь нами словно теннисным шариком. Я потерял представление не только о направлении, но и о том, где верх, а где низ, и удерживался на палубе только благодаря тому, что успел своевременно привязаться. Корпус яхты стонал под ударами волн, и я с ужасом ждал, что каждый удар станет последним. Вода буквально кипела от бьющих молний. И все же в этой бешеной круговерти было какое-то свое первозданное очарование, в какой-то миг у меня мелькнуло определение – "художественный хаос". Потом стало и вовсе не до определений. Мне показалось, что шторм продолжался целую вечность. Но когда он умчался, прочь с той же скоростью, что и налетел, часы показали, прошло немногим более шести часов. Если бы не этот шторм, сейчас я бы уже видел берег, подумалось мне. Но я не привередничал, больше того, в душе я испытывал глубокую благодарность к судьбе за то, что дышал, видел, чувствовал. В конце концов, потерянные часы это не вся моя жизнь, с которой я элементарно мог распрощаться. Потрепало меня конечно основательно, но я жил, и это было прекрасно.

Этот шторм добил меня. Двухдневная гонка, сегодняшний богатый событиями день проехали по мне, как дорожный каток, и было неудивительно, что я едва стоял на ногах. Тем не менее, я немедленно отправился в обход своего судна. Корпус и такелаж были в относительном порядке, во всяком случае, насколько я разглядел, в том сумраке, который окутывал меня. А вот увиденное мной в каюте, почему-то совсем не удивило. Все, что теоретически имело хоть какой-нибудь шанс сорваться, было сорвано и лежало кучей обломков. Это был самый замечательный памятник обломков цивилизации когда-либо виденный мной. Великая и великолепная, овеществленная эпитафия техническому прогрессу. У меня просто не было сил с ней возится, тем более что главное я и так уже знал. Автоматический штурман наплевал на все рекламные проспекты и гарантии своих производителей и приказал долго жить. Последние координаты, которые он выдал, были местом, где я попал в этот невиданный в этих краях шторм. А мне как-то не верилось, что именно там я и нахожусь. Вывод был прост. Я просто не знал куда плыть. И пока не появятся звезды или солнце даже примерно не возможно определится, в какую сторону двигаться. Трогаться в путь с такой исходной информацией было, по-моему, не самым умным выбором. Чего-чего, а камней в этом море хватало. Взвесив все за и против, я принял, как мне показалось, соломоново решение. Пробрался через кучу обломков и достал из рундука надувной матрас. После чего выбросил плавучий якорь и включил бортовые огни, которые, как ни странно это было, исправно зажглись. Дотащился до штурвала и, бросив матрас на палубу, рухнул на него.

Проспал я, как потом выяснилось, почти двенадцать часов. Правда, периодически я просыпался, осматривался и снова проваливался в сон. Но в памяти от этих пробуждений осталось только одно, ни солнца, ни звезд не было. Когда я все же проснулся окончательно, возможности определится, по-прежнему не появилось. Был день, но я не мог сказать даже в какой стороне солнце. Со всех сторон яхту окутывал плотный туман. Эта завеса была такой плотной, что, стоя у штурвала, я с трудом различал очертания собственной мачты. Кому-то там, на верху, явно понравилось испытывать мою выдержку. Тело болело, оно не то, чтобы яростно протестовало, но явно выказывало свое неудовольствие предыдущими приключениями. С другой стороны протестовать то особенно было нечего. Руки, ноги целы, голова на месте, внутри вроде тоже относительный порядок, так чего уж тут. Я еще раз осмотрелся, да туман знатный и ни малейшего намека на ветерок. Ну что ж, займемся делом. Я пробрался в кубрик. Картина, представшая передо мной там, нисколько не утратила своей монументальности и символической значимости. Глядя на нее, невольно всплывал вопрос. Что мы в этом мире…? Прах. Чтобы открыть шкаф с продуктами, пришлось изрядно повозится. Зато я был вознагражден поистине царским подарком, банкой ветчины и запаянной в пленку булкой хлеба. Порывшись в куче обломков, я раскопал и канистру с водой. Слава богу, она была цела. Прихватив с собой всю эту роскошь, я выбрался на палубу и, устроившись прямо у штурвала, принялся пировать. Через полчаса я смотрел на окружающий мир более благосклонно. Вернувшись еще раз в кубрик, я возвратился на палубу с трубкой и запасом табака. Мечту о кружке кофе пришлось с сожалением отложить. Не бывает в жизни абсолютного счастья. Наведение порядка заняло у меня гораздо больше времени, чем я предполагал сначала. Притом что, я не мудрствуя лукаво, препроводил за борт все, что не подлежало восстановлению. Когда я, наконец, смог позволить себе ту самую кружку кофе, моя яхта соответствовала по уровню автоматизации началу восемнадцатого века. Правда, лебедки, благодаря которым я в одиночку управлялся со всем своим парусным хозяйством, уцелели, и это здорово меня подбодрило. В целом моя яхта тяготела теперь к спартанскому стилю. Я поужинал и, набив трубку, растянулся на надувном матрасе, который по-прежнему лежал у штурвала. Конечно, можно было бы разместится и в кубрике, но мне не хотелось сидеть в помещении. Тем более что заняться там было нечем. Я лежал на палубе, попыхивал трубкой и смотрел по сторонам. Впрочем, смотреть-то как раз было особенно не на что. Яхту по-прежнему окутывала абсолютно неподвижная серая пелена. Мы словно попал в какой-то мир без времени и движения. Мне вдруг представилось, что весь мир состоит из этого тумана и я единственная живая душа оставшаяся в нем. Я невольно передернул плечами. К дьяволу, так и рехнуться не долго. Неожиданно по яхте пробежала легкая дрожь, словно она попала в какое-то встречное течение. Я приподнялся на локте и стал осматриваться. Именно тогда это и произошло. Сначала раздался звук басовой струны, начавшись в нижней части регистра, он нарастал, набирая силу. Скоро он захватил весь мир, проникая в каждую клетку тела, сотрясая основы мироздания. Я попытался закрыть уши, но это не помогало. Звук словно вселился в мой череп и пытался разорвать его изнутри, чтобы вырваться на волю. Казалось, моя голова сейчас взорвется. Я закричал…