Серебряное слово. Тарасик - [49]

— А зачем же топить?.. — смущенно отвечает Лера. — У нас на море и ночью ходят.

— У вас одно море, у нас другое море — Енисей, Улуг-хем, — рассудительно говорит Хургулек.

И они спускаются с подоконника. Хургулек продолжает складывать в деревянный ящик читательские формуляры. Потом она бережно прячет в шкаф регистрационную книгу.

Эту книгу Лера прислала ей два месяца тому назад вместе с длинным сопроводительным письмом.

Приехав в Систиг-хем, Лера сразу потребовала у Хургулек регистрационную книгу. Пятнадцатилетняя розовощекая толстая Хургулек, сияя гордостью, отперла дверцу шкафа. Регистрационная книга была тщательно обернута газетной бумагой. Ее листки сверкали нетронутой белизной.

Лера от удивления даже слегка приоткрыла рот.

— Хургулек, почему ты не сделала ни одной записи?

И тут пришел черед удивляться Хургулек.

— А зачем? — сказала она. — Разве можно книги пачкать?! Я библиотекарь! Я и читателям так всегда говорю: «Нэ пачкайте книги, а то больше нэ дам».

Тогда, закусив губу, положив перед собой регистрационную книгу, усевшись на один стул с Хургулек, Лера заполнила красивым и четким почерком несколько первых граф.

— Ну, скажи по правде, теперь ты все поняла, Хургулек?

— Ага. Поняла.

— И если книги не возвращают в срок, ты обязана сама обходить читателей. Ты не должна допускать утечки книг. Понимаешь?

— Ага.

— Имей в виду, что я спрошу с тебя, Хургулек. Твоя библиотека в неудовлетворительном состоянии. Я обязана держать тебя на примете. Помни, я опять приеду сюда месяца через три.

— Вот хорошо! Приезжайте, товарищ Лэри, — широко улыбаясь и сияя, отвечает Хургулек.

И снова они сидят на подоконнике и держатся руками за рамы. И опять голубое платье Хургулек развевается от енисейского ветра.

— Ну что, Хургулек? Не видать? — робко допытывается Лера.

— Нэт. Нэ видать, — покачивая головой и вздыхая, отвечает Хургулек.

5

На земле у входа в только что разбитую брезентовую палатку сидят инженер Александр Степанович, директор леспромхоза Мэдэчи, горбатый продавец из кооператива и какой-то демобилизованный солдат в военной форме с недавно отпоротыми погонами.

Вечереет. В палатке, защищенная ее чуть колеблющимися стенами, горит свеча, недавно купленная инженером в кооперации. Ее пламя так робко спорит со светом еще не погасшего дня, что неизвестно, зачем, собственно, она горит. Чуть колеблется беловатый, едва заметный огонек, свеча прочно воткнута в пустую коробку от папирос «Казбек». Узкая бледная дорожка света скользит по небрежно брошенной в угол резиновой лодке, по Лериным книгам, завернутым в плащ.

Систиг-хем дремлет. Над ним медленно отгорает закат.

Мэдэчи, директор леспромхоза, задумчиво покуривает трубку. На нем московская темно-зеленая щегольская фетровая шляпа. На руках у него двухгодовалый сынишка — мальчик с черными мягонькими кудрями. Мэдэчи перебирает большой, красивой, свободной от трубки рукой курчавые волосики парнишки. Рука безостановочно делает свое дело — нежно и монотонно. Мальчик пускает пузыри.

— А под экспедиция я вам, пожалуй, освобожу тот дом. Что скажете, тарга?.. («Тарга» по-тувински значит «начальник».)

Инженера Мэдэчи называет «тарга» и почтительно заглядывает ему в глаза, а в Лерину сторону даже не глядит. Он не смотрит в ее сторону с самого утра, с тех пор как они прибыли в Систиг-хем.

— Товарищ Мэдэчи! — с отчаянной решимостью вдруг говорит Лера, выступая вперед из тени, отброшенной полотняным боком палатки. — Товарищ Мэдэчи! Скажите, пожалуйста, когда вы сможете отправить меня до Сейбы? Когда идет ближайший плот? У нас в Кызыле совещание библиотекарей. Мне дорог каждый час.

Он слушает, не глядя на нее, улыбаясь земле, насмешливо и таинственно.

И вдруг, вскинув раскосые глаза, говорит:

— К концу вэка, должно быть, отправлю, товарищ Соколова.

Люди, сидящие рядом с ним, хохочут. Злорадно смеется инженер. Посмеивается горбатый продавец из магазина, весело заливается демобилизованный солдат.

Она стоит перед ними в измятом розовом Капином платье. Лицо у нее усталое. Руки исцарапаны, искусаны комарами, ноги в кровоподтеках и ссадинах…

Медэчи насмешливо оглядывает ее с головы до ног.

Их глаза на минуту встречаются, и он невольно опускает свои, не выдержав ее прямого, удивленного, пристального взгляда. Но это всего на мгновение.

— Что-то прохладно стало, — вздыхая, говорит инженер.

— Да нет же! — улыбаясь, отвечает Мэдэчи. — Это вы просто уж очень долго искали наш Систиг-хем, тарга. Вы, верно, иззябли за ночь… Или, может быть, вам обоим тепло было?..

— Мне надо ехать!.. У меня дело, — тонким, дрожащим от оскорбления голосом перебивает его Лера, — понимаете: дело! Командировка! Мне нужно в Сейбу, потом побыстрее в Кызыл…

— Езжайте! — И его рот чуть вздрагивает, тронутый улыбкой. — Я вас не дэржу. Езжайте. Пожалуйста.

— Хорошо, — отвечает она. — Я уеду. Уйду. Для вас, видно, дешево стоит жизнь человеческая. Дешево? Да? Хорошо. Я уйду. Сегодня же. Пойду обходом. И будь что будет.

Он снова вскидывает на нее глаза. Они умные. Там, в их глубине, дрожит холодная воля, насмешка. Да, именно так.

Она угадывает это, она читает это в светлых, сощуренных, на четверть секунды поднявшихся на нее глазах.