Серебряное дерево - [56]

Первым Гематоген взялся оперировать Тромбуса, и операция тоже прошла удачно. Потом профессор сделал маэстро тридцать три укола — и Тромбус перестал нервно подмаргивать.

После лечения и операции Тромбус почувствовал необычайный прилив энергии и вдохновения и с наслаждением углубился в работу над своей симфонией. Ноты он писал по-прежнему левой рукой, излечить покалеченную руку профессору пока не удалось, но это нисколько не омрачало настроения Громбуса.

— Теперь вы понимаете, что значит серьёзная музыка! — повторял он всем и каждому. — Разве раньше у меня была музыка? Так, баловство после сытного обеда... Ах, просто стыд!.. — грустно начинал рассуждать Тромбус, но заметив, что собеседник намеревается сбежать, так как слышал всё это не в первый раз, поспешно хватал его за пуговицу и с жаром продолжал: — Поверите ли, я буквально потерял покой, как только увидел скрипку Граната... И моя дочь выступила с концертом. Моя маленькая Виола-Фортуна... Недаром я дал ей имя счастья, судьбы! В её руках оказалась судьба моей родины, счастье Свирелии...

Снова маэстро принял на себя должность глашатая страны. К этому времени Фитилёк заново начертил схему сигнальных кнопок и звонков, поставил поваленные столбы, отремонтировал все поломанные кнопки. И опять в домике свирельского глашатая Тромбуса призывно звенели колокольчики, и Тромбус появлялся на вышке и созывал сограждан на совет.

Вылечил Гематоген и Гарпуна.

Дело тут было непростое — ведь у Гарпуна не было одной ноги. Долго думал профессор, что же делать, и, посоветовавшись с друзьями, решил, что надо сделать Гарпуну искусственную ногу.

— Эх, был бы жив Плошка, он бы такую ногу выточил — игрушку, а не ногу! — грустно вздохнул садовник Грушка, Плошкин друг.

Все вместе выточили для Гарпуна искусственную ногу, и Гематоген стал делать ему ванны и массажи, мазать ногу новыми мазями и обмывать гранатином-фортунатином.

А через тридцать три дня Гарпун даже не чувствовал, где кончается его собственная нога и начинается искусственная — так прочно и не больно она приросла.

Гарпун отбросил прочь костыли и прошёлся по кругу в лихой матросской плясовой, позванивая медалями и потрясая седой бакенбардой-мочалкой.

Через некоторое время он снова явился в больничную палатку. Пряча за спиной трубку и запинаясь от смущения, он попросил:

— Мне бы ещё... Другую... Не растёт, чтоб её... Гром и молния! — И Гарпун стыдливо тронул голую щёку, где когда-то лихо торчала рыжая бакенбарда.

— Это можно! Вырастет отличная новая бакенбарда! — успокоил старого солдата профессор Гематоген и велел Витаминчику заняться гарпуновской бакенбардой.

Через семь дней на щеке Гарпуна показалась седая щетина. Она стала расти, расти, и выросла новая бакенбарда. Правда, она была короче старой, но это было не очень заметно, и Гарпун был счастлив.

И в третий раз пожаловал бравый вояка в больничную палатку. Там была одна сестричка Ампулка. Гарпун аккуратно приподнял кончиками пальцев белоснежную занавеску и протиснулся в палатку.

Потоптавшись на месте и помолчав, сколько было можно, Гарпун махнул перед лицом рукой и сказал:

— Разве это физиономия? Страх один... Решето... Если б от этих шрамов избавиться...

— Что ты, Гарпун! Зачем от них избавляться! Шрамы и седины тебя, наоборот, даже облагораживают... — ласково заверила его Ампулка.

Польщённый Гарпун ухмыльнулся, боком вытолкнулся из палатки и больше сюда не приходил. Только при встрече с Ампулкой бравый солдат заливался густой краской от ушей до кончика носа.

Снова стал носить Гарпун милицейскую форму и высвистывать разные ноты своим свистком-свирелью. На досуге он по-прежнему любил порыбачить и часто угощал своего спасителя Гема и его Друзей свежей ухой.

Ещё сильнее полюбил Гарпун море, которое наконец-то увидел своими глазами. Тем более, что это было Свирельское море! В неизменной тельняшке и бескозырке, с пиратской трубкой в зубах он частенько красовался на капитанском мостике маленького катера, на котором свирельцы катались по свирельскому морю. Во время остановок катера Гарпун усаживался на палубе, поглаживал новую бакенбарду и начинал:

— Помню, в молодости, когда я еще не был списан на берег...

И хотя в глазах старого вояки светились хитринки, ни один свирелец теперь не сомневался в правдивости Гарпуна.

Вылечив двух самых тяжёлых больных, профессор Гематоген начал лечить всех желающих.

Садовник Грушка избавился наконец от своего ревматизма, и теперь свирельцы узнавали, будет дождь или нет, не по Грушкиным костям, а в бюро погоды.

Дошла очередь и до старого Хвойки.

Хвойка не любил пить горькие лекарства, а чудесные пилюли, слышал он, были горькие. Он начал отнекиваться, но профессор теперь действовал настойчиво.

— Или пей, Хвойка, пилюли, или иди на пенсию! — сказал Гем. — Сторож не имеет права ходить в очках, слушать слуховым аппаратом и носить звонок, чтоб не засыпать на дежурствах!

Хвойка снял шапку, три раза почесал затылок и, мужественно вздохнув, согласился глотать пилюли.

Представьте себе, очень скоро он стал бравым сторожем. Некоторые свирельцы даже перестали с ним здороваться, потому что не узнавали его. Хвойка сперва обижался на невежливых, но потом как-то поглядел на своё отражение в озере и всё понял.