Серебряное дерево - [2]

Друзьями Граната были учитель Минус, доктор Гематоген, художник Карало и музыкант Тромбус. Свирельцы очень уважали их и считали почти такими же умными, как Гранат.

Но друзья Граната занимались всем понятными делами: Минус учил и воспитывал детей, Гематоген лечил и делал уколы, маэстро Тромбус выступал с концертами, Карало рисовал портреты и раскрашивал стены и крыши свирельских домиков, А чем всегда бывал занят Гранат, свирельцы не могли понять. Но они чувствовали, что это очень важные и умные дела, и оттого испытывали к Гранату глубочайшее почтение.

Иногда они подходили к голубому домику, где жил Гранат, и с любопытством заглядывали в окошко.

На подоконнике стояли баночки с разноцветными песками, валялись камни, камешки и куски глины, на стенах висели ветки с засохшими листьями, по углам комнаты громоздились стопы книг, ютились пузырьки и жестяные горелки. На столе около окна свирельцы всегда видели блестящий микроскоп, а рядом с ним — аккуратно разложенные пучочки травы и приколотых к картонке бабочек. Сам Гранат обычно листал толстые книги или, сидя верхом на стуле, бормотал непонятные слова по-латыни. Любопытных он не замечал.

Свирельцы на цыпочках отходили от окна — всякие непонятные слова, да ещё вдобавок сказанные по-латыни, приводили их в уныние.

Иногда Гранат доставал свои походные сапоги, которые сиротливо стояли за книжным шкафом, примерял их и подумывал: не отправиться ли ему в поход, ну хотя бы в Дальний лес? Но потом поглядывал на микроскоп, на всякую всячину около него, на толстые книги и, подёргав себя за бороду, что действовало на него успокаивающе, отмахивался:

— Да ну их, эти походы! Всяких загадок и под носом много. Так приятно отгадывать их в своём кабинете...

Гранат снимал сапоги, ставил их за шкаф и, сладко потянувшись, снова подсаживался к своему микроскопу. Опять дни и ночи проводил он в покое, за чтением толстых книг и в размышлениях.

Когда в голове мудреца мелькали счастливые догадки, на лбу его собиралось множество складок и морщин. О, этот лоб Граната! Огромный и светлый, он был великолепен. Иметь такой лоб счёл бы за счастье мудрец какой угодно страны.

Кроме высокого лба, другой приметой, делающей Граната похожим на мудреца, была борода.

В Свирелии никто не носил бороды, и только Гранат стал вдруг отпускать себе бурую пушистую бороду.

— Ну и пусть, — переговаривались свирельцы. — Мудрецов без бороды не бывает. Без бороды — никакой важности...

Но Гранат ни капельки не стремился выглядеть важным, как подобает мудрецу. Просто он однажды подсчитал, что в году у него пропадает целая неделя на такое бесполезное занятие, как бритьё. Гранату жаль было попусту тратить время, вот он и махнул рукой на это бритьё. И пошла его борода расти, как ей вздумается, — влево, вправо, вниз и вверх, доросла до самых глаз и соединилась с косматыми бровями, которых хватило бы и на трёх мудрецов.

Но, подарив Гранату прекрасную бороду, судьба безжалостно обошла его в другом — на голове мудреца не росло ни единого кустика.

— О, это выдающийся учёный, это блестящий ум! — говорили о Гранате друзья.

В том, что ум Граната был блестящий, не могло быть никакого сомнения: макушка его блестела так ослепительно, что больно было смотреть. Как-то лысина Граната даже натворила беду. Пострадавшим оказался доктор Гематоген. Он нечаянно глянул на лысину мудреца, когда на неё падало солнце и, представьте, повредил зрение. После этого Гем вынужден был прописать самому себе очки. А Гранат, чтобы больше не было таких несчастных случаев, стал носить голубую панамку.

По вечерам свирельцы часто собирались у музыканта Тромбуса. Каждый, кто хотел вырезать особенно звучную свирель, шёл к маэстро за советом. Тромбус терпеливо показывал, как надо делать свирели, и учил всех играть на них. Даже Гранат, хоть и бывал всегда занят важными делами, посещал Тромбуса и учился у него мастерить свирели, флейты и скрипки. Маэстро умел ещё превосходно играть на скрипке и даже сам сочинял музыку.

Тромбус был уже немолод и слаб здоровьем, и доктор Гематоген советовал ему не переутомляться и строго соблюдать режим дня. Маэстро слушался доктора, тем более что и сам он любил после вкусного обеда устроить себе тихий час.

Сладко подремав, он совершал прогулку и лишь тогда принимался мастерить инструменты или сочинять музыку. Заложив за щеку фруктовую тянучку, маэстро удобно усаживался в любимом кресле и начинал писать ноты, причмокивая и сладко мурлыча под нос мелодию. Бойкие плясовые и весёлые песенки выходили у него на славу, но маэстро любил серьёзную музыку и пытался сочинять сложные вещи, чтобы исполнять их на скрипке. Он вертелся в кресле, возводил глаза к потолку и старательно жевал одну тянучку за другой. Но серьёзные пьесы сочинялись туго.

Покончив наконец с этим трудным делом и сгорая от нетерпения поскорее исполнить новое сочинение перед публикой, маэстро звал к себе своего друга Карало. Художник рисовал что-то на больших листах бумаги, то и дело откидывая гривастую голову и любуясь работой.

После этого на улицах появлялись разноцветные афиши, приглашающие всех, всех, всех на концерт серьёзной музыки. Слова «концерт серьёзной музыки» были написаны не очень большими буквами, а внизу афиши было крупно выведено: «После концерта — угощение».