Серебряная Сандалия - [17]

Он дернулся на стуле, как только занавес шкафа опустился, скрывая вернувшегося в него человека. Глаза старухи в серебряных сандалиях все еще были закрыты, и она раскачивалась взад-вперед. Сидни начал подыматься. Он выяснит, что все это значит! Резкий голос ворона нарушил гробовую тишину.

— Серебряная Сандалия, проснись! — приказал он. — Юноша видит и слышит. Проснись и коснись его, чтобы он понял, что все это не сон.

Старуха перестала раскачиваться. Ее угольно-черные глаза медленно раскрылись и уставились прямо на него. Сидни снова почувствовал их невероятную силу. Его мышцы обессилили, и он снова опустился на стул. Старуха медленно встала. Ноги в серебряных сандалиях медленно передвигались под черным шелковым платьем. Сидни снова охватило желание сбежать, но конечности опять не слушались его. Старуха стояла перед ним… над ним, точно так же, как бородач несколько минут назад. Она подняла руку. Пытаясь не встречаться с ней взглядом, Сидни отвел глаза и заметил яркий серебряный блеск от чего-то в ее руке. Рука приближалась к нему. Он инстинктивно поднял собственную руку, откинулся назад и вжался пятками в ковер. Рука старухи метнулась, словно молния. Сидни почувствовал жжение в левом боку. Старуха качнулась, как от головокружения, а потом пошла дальше. Через мгновение Сидни увидел новое действующее лицо — появившееся из скрытого бархатом шкафа в углу. Это была девушка с испуганными и ужасными глазами, пальцы ее левой руки крепко сжимали бархат, а золото ее волос блестело, отражая мерцание свечи.

Губы девушки шевелились. Сидни четко расслышал ее слова:

— Другой! Господи, другой!

Все погрузилось в непроглядную тьму, по крайней мере, для секретаря Торнли Колтона.

Глава VII. Попрошайка

Тысяча отзвуков сообщала слепому сыщику то, что упускали глаза тех, кто мог видеть. Он запоминал сотни людей только по их голосам. Его память была так замечательно натренирована, ведь ему приходилось полагаться лишь на нее, ввиду отсутствия зрения, и он никогда не забывал услышанные голоса и людей, которым они принадлежали. Так что слепота Торнли Колтона была ему не столько помехой, сколько преимуществом. Лица можно замаскировать до неузнаваемости, а вот радикально изменить голос нельзя в силу природы голосовых связок.

Ухватившись за ржавые перила на крыльце старого особняка, проблемист ждал окружного прокурора, поприветствовавшего его из машины. Еще один поворот в деле, в котором уже задействованы коронер и капитан полиции.

Окружной прокурор быстро пересек тротуар, весело кивнул молчаливому Креветке и пожал протянутую руку Колтона.

— Если вы разведываете, то мы можем делать это вместе. Полагаю, нам по пути.

— Серебряная Сандалия? — спросил проблемист.

Окружной прокурор кивнул, упустив из виду то, что Колтон был слеп. Впрочем, об этом забывали многие.

— Занятный персонаж, — сказал он. — Более четверти века она избегала облав на гадалок и прочих предсказателей. Людей посылали к ней, чтобы они нашли свидетельства мошенничества, но они возвращались, рассказывая о поразительных вещах, которые она проделывает. Этим утром я собрался посмотреть на нее сам.

— Думаю, вы опоздали часов на шесть, — уверенно заявил слепой сыщик.

— Что вы имеете в виду? — спросил окружной прокурор. Торнли Колтон ожидал именно такую реакцию — предыдущее заявление прокурора о разведке было не более правдиво, чем слова Колтона.

Проблемист коротко ответил:

— Я имею в виду, что Серебряная Сандалия ушла, вместе с ее объяснением насчет мертвеца в «Бомонде».

— Но как вы их увязали между собой? — прокурор был явно огорчен.

— В Нью-Йорке не так-то часто встречается псевдоним «Серебряная Сандалия».

— Это увиливание! — попытался отмахнуться прокурор. — Как вы узнали, что гадалка из подобного района связана с убийством в крупном бродвейском отеле?

— Мой секретарь посетил этот дом вскоре после того, как выяснилось, что бородач мертв.

— Но как? Ведь полиция не связала эти два места!

— Я же не полицейский, — мягко иронизировал Колтон.

— Вы вовсе не полицейский! — уверенно заявил прокурор. — Колтон, можем ли мы работать вместе? Я знаю, что полиция вам досаждает, и вы имеете право этим возмущаться. Но у этого дела есть все признаки чего-то выходящего из ряда вон. Вот почему и я работаю над ним. Вчера все было непонятно, а мне доводилось встречаться с упоминаниями о Серебряной Сандалии. Поэтому, как только я услышал об этом деле, я смог связать их воедино. Я понимаю и ценю ваши способности, и моего здравого смысла хватает, чтобы осознать: моя должность еще не делает меня всезнающим. Так что там у вас?

Прямота просьбы затронула Колтона как ничто в мире. Возможно, окружной прокурор был достаточно умен, чтобы понять это, но в тоне его голоса была искренность. Он был достаточно проницателен, чтобы знать: проблемист является человеком, а не бездушной машиной; что он возмущался высокомерием профессиональных следователей, отчетность которых основывалась на количестве осужденных, а не на количестве правильных решений. Для полиции арест и осуждение человека означали конец дела и добавляли им престижа. Для слепого же величайшим моментом было решение криминальной загадки. Он понимал справедливость предложения окружного прокурора и ответил откровенностью на откровенность.