Серебряная рука - [86]

Маркиза Шарлотта-Бартоломеа, чувствуя прилив сил и энергии, собирается поехать в свои Нидерланды, в восточные владения кузенов Габсбургов и в Рим, к племяннице Анне де Браес и к новому племяннику герцогу Герменгильду, престарелому молодожену. Она не была приглашена на свадьбу, но сделала вид, будто верит, что герцог не захотел обременять ее необходимостью думать о нарядах, украшениях и других подобных пустяках, когда ее муж отправился на войну. На самом деле маркиза де Комарес не только не пренебрегала подобными пустяками, но, напротив, превратила их в статью дохода. В одном из своих имений она создала специальную мастерскую по производству румян и белил, ароматической воды, пудры, помады, различных кремов для кожи и собиралась завести виверр, так как запах мускуса был в большой моде и мог принести неплохой доход. Разумеется, сама она не занималась продажей своей продукции. Весь товар поступал в монастырь, куда знатные дамы и девицы ходили стоять молебны, строго соблюдая дни покаяния и поста, используя это время, чтобы стать красивыми не только духовно, но и телесно.

Шарлотта-Бартоломеа решила написать Аруджу об этих своих занятиях и послать ему в подарок образцы ароматической воды и различных мазей. Но где он, где? «Ах, — думает она, тоскливо вздыхая, — кто знает, где теперь мой бейлербей!»

4

Ветераны идут в арьергарде армии, Хасан со своим конным отрядом — во главе войска, бейлербей — в центре, рядом с обозом, на котором везут сундук с сокровищами.

Один только его вид внушает людям надежду и мужество. Баба Арудж похож на кентавра, решившего поразвлечься охотой. Исчезли следы усталости и напряжения. Во время коротких привалов, когда все спешиваются, чтобы дать отдых лошадям и накормить их, он ни минуты не стоит на месте. Баба говорит, что у него железная спина и только в силу какой-то необъяснимой случайности она не стала серебряной, как его правая рука. Краснобородый ходит среди солдат, разговаривает с ними. У него удивительная память: он знает по имени почти всех воинов, расспрашивает о семьях, вспоминает трагические или смешные эпизоды, пережитые вместе. Солдаты всегда слепо следовали за Аруджем, не требуя никаких объяснений, но в решающие моменты он сам предпочитает, насколько это возможно, объяснять им, что происходит, и, так же как его брат, имеет привычку говорить им правду. Если предстоит встреча с опасностью, считают оба, лучше, чтобы солдаты были готовы к ней. И в этот раз Краснобородый не обманывает их. Его люди, так же как он сам, хотят как можно скорее попасть в Алжир и прекрасно понимают, как это трудно. В столь коварной войне, построенной на обмане, западня может поджидать их на каждом шагу.

Привалы устраивают как придется, в самое неожиданное время. Теперь уже не ночи и дни отделяют марши от отдыха: солдаты идут и при свете дня, и ночью, в зависимости от рельефа местности и ее особенностей. Ночью идти труднее, но днем жара отнимает силы у самых слабых, убивая многих.

На третью ночь этого завершающего трагического этапа путешествия каменистая тропа, по которой они медленно бредут в темноте, пересекает долину, прорезанную посредине рекой, бурлящей водоворотами грязи. Все это время солдат страшило отсутствие воды, а запасы ее истощились, и поначалу река воспринимается как счастливая неожиданность, подарок судьбы, — пока не становится ясно: переправа их ожидает сложная. Лошади слишком устали, возбуждены, и река их пугает. Нужно дать им успокоиться. И этот отдых, и тяжелый брод занимают больше времени, чем предполагалось вначале, тем более, что грязь очень скользкая. Наконец вся армия перебирается на другой берег и движется вдоль него на восток. И хотя по широкой долине можно двигаться быстро, свободно и беспрепятственно, компенсировать время, потерянное при переправе, уже невозможно. Да и легкая дорога продолжается недолго. Приходится оставить реку, свернувшую на север, и втиснуться в очередное узкое ущелье, освещенные солнцем камни которого напоминают раскаленную печь для выпечки хлеба. И тот клочок земли, что протянулся между скал, тоже раскален чуть не докрасна. Движение замедляется. Люди ужасно устали. Больше нет сил.

— Всем спешиться!

Арудж-Баба приказывает устроить небольшой привал у источника, где вдоволь свежей воды, не такой, как та грязная и илистая, что они набрали в реке. С едой же настоящая катастрофа, то немногое, что осталось для людей, почти несъедобно, испорчено жарой и грязью, проникшей в тюки и корзины во время перехода реки. А для животных вообще нет никаких кормов, и нигде не видно пастбищ. Во время привала у источника солдаты получают свой рацион и съедают его в глубоком молчании. Нужно соблюдать особую осторожность: во время привалов армия наиболее уязвима.

Не нужно специально прислушиваться, чтобы различить шум, который ни с каким другим не перепутаешь. Это не летняя гроза, хотя люди знают, что очень скоро воздух наполнится раскатами грома: это движется армия. И по тому, как усиливается шум, можно точно определить, когда и с какой стороны появятся преследователи.

— На коней!

Берберы вскакивают в седла, и сначала возникает ощущение, что они смогут быстро набрать скорость, как в первые дни похода. Но этот темп не удается сохранить надолго. У лошадей взмыленные спины, морды в пене, и все же есть надежда, что даже эти выдохшиеся арабские скакуны могут дать фору испанским лошадям, конечно, менее уставшим, но более тяжелым и не привыкшим к африканскому климату.