Серебряная равнина - [50]

Валенки чавкали по раскисшей дороге. На боку ерзала сумка с инструментами, отмеряя позвякиванием клещей и отверток темп ходьбы спешившего Махата.

«Сумка да еще на животе ящик с телефоном — прямо какой-то торговец-разносчик, а не солдат! Ну, ничего! — думал Махат. — Сегодня я не буду торчать во втором батальоне и дуться с ребятами в марьяж. Я должен вернуться на основной пункт связи, пусть говорят, что угодно».

Он вдруг словно почувствовал чье-то прикосновение. Махат резко обернулся, поглядел по сторонам. Потом догадался: за ним по пятам шла тишина. Раньше на передовой все гудело, грохотало, а теперь — как в могиле.

Махат вскинул сумку, поправляя сползавший с плеча ремень. Выдернул валенки из размякшей глины. Инструменты противно лязгнули. Прижав сумку, он почти побежал. «Скажу ей… — Телефонный ящик ударил его в грудь. — Что же я ей скажу?»

— На линии «Кармен» плохая слышимость, — выпалил он, врываясь на пункт связи.

Яны не было.

— Откуда ты взялся, дружище? — спросил Зап, сидевший у аппарата.

— …и я пустился назад вдоль провода. Снаружи все в порядке, вероятно, это у вас… — ответил Махат и, схватив сумку с инструментами, подскочил к клеммной колодке, украдкой глядя, не Янина ли шинель висит на гвозде, — Где все?

— Панушка пошел к командиру роты. А Яна… — Зап догадался, что Здена вернулся ради нее. — Переодевается в гражданское. Куда-то собралась….

В дверях показалась Яна. Желтый свитер плотно облегал ее плечи и грудь. Махат только сейчас заметил, какая у нее стройная фигура. Она, смущаясь, прошла дальше в комнату, ступая словно по раскаленным угольям.

— Ай да Яна! Покажись! — воскликнул Зап. — Ну и франтиха, черт побери!

Зап был первым, кто сегодня с ней заговорил. Он лязгал зубами. У него не было второго комплекта обмундирования, а высушиться он не успел. Теперь, неуклюже выгнувшись, он старался сидеть так, чтобы мокрая, холодная гимнастерка не прикасалась к спине.

— Что с тобой, Эрик? — спросила Яна.

Зап растопырил руки:

— Дрожу, как мокрая курица. Промок, а здесь нежарко.

Яна подошла к нему поближе. Махат почувствовал запах сирени.

— Беги к своим, Эрик, погрейся.

«Ишь ты, даже надушилась. Знаменитая русская „Белая сирень“, — дурманящая, сильная. — Махат глубоко втягивал в себя воздух. — Это, конечно, он ей дал. Уже подарками приманивает».

— А телефон? — возразил Зап.

Яна заколебалась. Иржи ждет ее, но у Эрика слабые бронхи, и именно он сохранил к ней прежнее отношение. Может быть, отец скоро вернется.

— Я подежурю за тебя.

Махат ушам своим не поверил: она останется здесь и не пойдет к своему надпоручику? Зап возразил:

— Нет, Яна, не надо, я не хочу. Ты всегда меньше всего думаешь о себе…

— Перестань…

— …как во время ночного марша. У меня уж от винтовки колени подгибались, как у Христа под крестом, а ты, девушка, взяла у меня ее и тащила такое расстояние…

— Хватит разговоров. Быстро в постель.

Яна села к аппарату. Махат примостился с другой стороны и делал вид, что возится с клеммной колодкой. Отворачивал один болт за другим, потом снова закручивал.

Яна соединяла абонентов. Взволнованно повторяла название требуемой станции: «Яна», «Яна». Спустя минуту снова: «„Яна“, соединяю».

Махат ожесточенно орудовал отверткой.

Стук и скрип, усиливаемые мембраной трубки, Яна уже не могла больше переносить. Соединив очередного абонента, она приложила руки к ушам и повернулась к Махату:

— Прошу тебя…

— Еще минутку. Эта «Кармен»…

Да разве дело в «Кармен»! «Яна» — позывной Станека, вот где зарыта собака! По всей сети, как эхо, разносится: «Яна», «Яна», «Яна». «Соедините с „Яной“, дайте „Яну“». И при этом всем дается понять: от Яны руки прочь! Наш Амадей Моцарт забронировал ее для себя! Для пана командира это пара пустяков: стоит приказать — позывные моей станции «Яна», и представление окончено. А Яне это вскружило голову. Но только ли это…

— Не сожги за собой все мосты, — сказал Махат глухо.

— Откуда ты взял, что я хочу это сделать?

— Не хочешь? А разве ты знаешь, чего ты хочешь и чего не хочешь?

Яна продолжала соединять. Махат, не сводя глаз с желтого свитера, ковырял отверткой в колодке, не глядя на то, что делает. «Надпоручик, работник штаба — почему не я на его месте? Только потому, что он родился на два года раньше! В человеческой жизни пара лет иногда бывает огромным преимуществом».

Два года — два валуна, которые Махат в своих расчетах ворочал и так и эдак: Станек дослужился до поручика перед самой войной, а Махат еще не закончил технического училища, когда все это началось. Сюда он тоже попал двумя годами позже. Станек вырвался вперед. Махат, десятник, в звании его уже не догонит. Станек рядом с Яной от самого Бузулука, Махат — всего несколько месяцев. Опять дистанция в два года. Но в этом отношении время у Махата еще не потеряно! Солдат не во всем должен быть позади офицера!

Махат чувствовал, как душит его терпкий аромат сирени, душит злоба, душит страсть к Яне, которую еще сильнее возбуждал в нем запах духов. Он сжал кулаки. «Этот Станек держит нас обоих в узде. Он — наш господь бог! Как бы эта бедняжка не упала перед ним на колени!»

— Здесь, па фронте, офицеры клянутся в любви до гробовой доски, а ты слыхала, как эти паны на самом деле обращаются с армейскими девушками?