Серебряная маца и другие истории - [7]

"Не стоит ручаться. С евреями никогда ничего толком не известно, - отозвался собеседник. - Напрягите память. Может быть, у него есть какой-нибудь работник или помощник?"

Бургомистр заколебался. "Сын рассказывал о юноше, которого видел в мастерской башмачника, когда в последний раз приходил заказывать ботинки. Молодой еврей произвел на него огромное впечатление. Сын говорил, что это самый умный юноша, какого ему доводилось встречать. Он даже хотел повидать его снова".

"Для меня нет сомнения, что этот молодой человек и обладает необычайной властью над вашим сыном. Я сейчас же пошлю своих людей отвести его в темницу. И мы посмотрим, владеет ли он колдовской силой".

Спустя полчаса стражники увели Иосефа Леви из мастерской Ицхака.

"Не бойся ничего, дорогой мой мальчик, - сказал мудрец. - Господь пребудет с тобой, и ничья рука не коснется тебя без Его воли. Будь стоек в вере".

Стражники разрешили Иосефу взять талис[*] и тфилин[*] и небольшой набор сапожных инструментов. На прощание Ицхак обнял его и благословил. Иосефа повели в городскую тюрьму; около Ратуши на площади уже толпились люди, и только из их криков Иосеф понял, в чем его обвиняют.

Многочасовые допросы и побои не могли заставить его оговорить себя. Следователей поражала его стойкость. "Это еще одно доказательство его злой силы", - пришел к выводу инквизитор, по поручению архиепископа возглавлявший следствие.

Рассказы о еврейском юноше возбудили любопытство архиепископа, и он решил сам поехать в тюрьму и взглянуть на него. Расположение, которое вызывал к себе Иосеф, ни к чему не вело, поскольку простой люд требовал повесить еврея. Казнь стала бы сигналом к погрому еврейского квартала. А поскольку такой погром мог несколько ослабить недовольство горожан, вызванное ростом цен, у герцога-архиепископа не было оснований выступать против казни Иосефа.

Евреи города во главе с Ицхаком Благочестивым немедленно собрались на совет, чтобы найти способ помочь ни в чем не повинному Иосефу Леви. Как только стражники увели Иосефа, Ицхак послал гонца в Бамберг, надеясь, что Яаков Лейб сможет использовать свои влияние и связи, чтобы освободить сына. Члены совета хотели повидаться с бургомистром Регенсбурга, но не были приняты. Другие направились ко дворцу герцога-архиепископа, но и им не удалось добиться приема. Оставалось только взывать о помощи к Богу.

Между тем герцог-архиепископ приказал привести еврея к себе. Он не мог не видеть, что Иосеф Леви умен не по годам и кажется слишком искренним и порядочным, чтобы быть отравителем.

"Такой поступок, ваше высокопреосвященство, очевидно бросил бы тень на евреев вообще, - доказывал Иосеф. - Кто настолько глуп, чтобы совершить подобное злодеяние?" Герцог-архиепископ не мог не отметить логики в речах юноши. Но ни логика, ни справедливость не слишком занимали его в этот момент. Иосеф мог послужить отличным козлом отпущения, отвлечь внимание от затруднений, испытываемых герцогом-архиепископом, и тот не собирался упускать эту возможность. Он приказал подвергнуть Иосефа Леви пыткам.

Но на следующий день пришли донесения, которые казались неправдоподобными, - юноша был настолько поглощен молитвами, что, казалось, вовсе не почувствовал боли. Герцог-архиепископ не мог скрыть восхищения, но времени на раздумья не оставалось; напряжение толпы достигло опасного предела, и кто знает, чем все это может кончиться... Герцог-архиепископ приказал проверить правдивость юноши огнем. На горящем костре он мог сознаться в колдовстве.

"Дайте мне день, чтобы дошить ту пару башмаков, что уже начата мною, прежде чем сожжете меня заживо", - попросил Иосеф, выслушав приговор. Хотя герцогу-архиепископу не хотелось откладывать казнь, он не мог отказать юноше.

Иосеф был уверен, что его отец знает о случившемся, и хотел выиграть день, чтобы дать Яакову Лейбу возможность спасти его.

Башмаки, над которыми он работал, были заказаны сыном бургомистра, и именно их юноша думал представить главе гильдии башмачников, чтобы получить диплом мастера.

Несмотря на слабость и раны от побоев, он работал днем и ночью, обращаясь к Богу с просьбой дать ему сил и веры. К утру ботинки были закончены. Они были достойным произведением истинного мастера своего дела, отпрыска рода Леви-Оппенхаймеров и ученика Ицхака Благочестивого. Затем Иосеф сложил инструменты, омыл руки и глаза водой, которая была выдана ему для питья, надел талис и тфилин для молитвы, которая, как он думал, окажется последней в его жизни.

Под дробь барабанов и крики толпы вели Иосефа Леей на костер, разложенный на широкой рыночной площади. В те же минуты сын бургомистра из последних сил боролся со смертью. Отец сидел у его кровати, не замечая ничего кругом, кроме сына, и умолял врачей спасти его. Но они только качали головами.

Вдруг веки юноши затрепетали, а губы задвигались, как будто он пытался сказать что-то. Бургомистр наклонился к нему, чтобы расслышать шепот. "Иосеф... мои башмаки... Иосеф... башмаки..." Юноша продолжал повторять эти слова, дыхание с трудом вырывалось из его груди.

Сначала бургомистр не мог разобрать, чего хочет сын, слишком он был потрясен. Барабанный бой, вопли, крики толпы заставили его понять, что, похоже, обращаться к юноше-башмачнику уже поздно. Он обернулся к докторам.