Серебряная чаша - [17]

А ты, Захарий, будь благосклонен к человеку, который еще ни разу не обращался к тебе и ни о чем не просил. Ангел памяти, не дай мне забыть тех, кто был добр ко мне, тех, кто, несмотря на опасность, помогал мне, шел на риск, когда я нуждался в помощи. Неблагодарность — страшный грех, но его так легко совершить. Но не дай мне забыть и зло, которое было совершено по отношению ко мне и к тем людям, которые зависели от меня и которых я не смог защитить. Я должен исправить свои ошибки. Пусть память руководит моими действиями, когда наступит час расплаты».

2

Три дня спустя Состий и его мегера-жена поднялись на свою крошечную террасу, где слегка ощущалось некое подобие морского бриза. Едва пробиваясь сквозь плотные городские испарения и теснившиеся друг к другу дома, ветерок почти не доходил до их жилья. Когда в дом пришел гость, было уже так темно, что Агнесия, открывавшая дверь, не смогла различить почти ничего, кроме того, что незнакомец был стар, а его лицо украшала длинная борода. Не представившись, он заявил, что хочет видеть хозяина.

— Хозяина? — повторила девушка. — Наверное, тебя привело к нам какое-нибудь дело?

— Да, у меня к нему дело.

— И наверное, надо будет принимать какое-нибудь решение?

— Верно, — улыбнулся незнакомец, которому показалась забавной настойчивость служанки.

— Тогда, — серьезно заявила Агнесия, — я позову не только хозяина, но и госпожу. Когда надо принимать какое-нибудь решение, это всегда делает хозяйка.

Старик рассмеялся и погладил Агнесию по голове.

— А ты смышленый ребенок, — заметил он. — Наверное, когда подрастешь, будешь сама принимать решения.

Агнесия грустно покачала головой и вздохнула:

— Я никогда не вырасту, потому что я очень больна.

Незнакомец склонился к ее лицу и при свете лампы, которую она держала в руках, внимательно осмотрел ее. Глаза его сразу погрустнели, и он, тяжело вздохнув, произнес:

— Что ж, это правда, дитя, — ты нездорова. И не сможешь никогда выздороветь, если будешь жить в таком жарком и душном месте. Тебе нужны отдых, свежий воздух и хорошая пища. А еще, малышка, ты нуждаешься в лечении и внимании.

Не задумываясь о том, чтобы завоевать симпатию незнакомца, Агнесия ответила тихо и просто:

— Я всего лишь рабыня. А у рабов нет ничего своего. Я живу тут со своей хозяйкой и хозяином.

Лицо старика стало еще печальнее.

— В мире много несправедливостей, но рабство — самое отвратительное из них. Но наступит день, малышка, когда Он сойдет к нам на землю с небес, сойдет весь в сияющих лучах. Тогда не станет рабства, а наши бренные тела избавятся от страданий. Думаю, Он придет уже скоро. Так спорю, что еще успеет спасти тебя… спасти от всех несчастий, которые я предвижу на твоем пути.

В это время по лестнице уже спускалась Елалия. За ней следовал Состой, ворча себе что-то под нос в такт шагам.

— Чего вы хотите? — спросила хозяйка. — Хотите что-нибудь купить?

Гость заколебался.

— Да, — наконец произнес он. — Можно сказать и так. Я хочу кое-что купить у вас. Но не будем говорить о делах на пороге. Я чувствую, что вокруг нас в темноте ночи — уши. Липкое, словно жара, любопытство повисло в воздухе.

— Что ж, входите.

Как только появлялась перспектива что-нибудь продать, Елалия превращалась в воплощение радушия. На губах у нее заиграла непривычная улыбка.

Она направилась к магазинчику, достала ключ и открыла дверь. Внутри Елалия быстро нашарила лампу, висевшую у низкого потолка, и зажгла фитиль. При слабом колеблющемся свете она, наконец, смогла разглядеть незнакомца. Это был старый человек, но глаза его поражали энергией и добротой. Второе подталкивало торговцев попытаться обжулить его, но первое останавливало на полпути.

Незнакомец быстро оглядел тесное помещение, отметив про себя убожество большинства выставленных на продажу работ. Почто все они были копиями модных восточных вещиц: кинжалов, бронзовых мечей, урн для благовоний и шкатулок для драгоценностей. Наконец, повернувшись к хозяевам лавки, он внимательно посмотрел на них.

— Сначала мне бы хотелось задать вам несколько вопросов, — начал гость. — У вас, как я слышал, живет некий Василий, который работает с золотом и серебром. Если я не ошибаюсь, именно он сделал статую Афины, которую приобрел для своей знаменитой коллекции греческий банкир Фабий. Это так? Я не ошибся?

Состой собрался было ответить и уже открыл рот, но жена ударила его в бок острым локтем, и он промолчал.

— Да, — взяла она инициативу в свои руки. — Василий наш раб, и эту статую сделал действительно он.

— Как и прекрасную серебряную вазу с выгравированной на ней головой Тезея? Эту вещицу имел счастье купить один из судей нашего города.

— Да, вазу тоже сделал он.

— И золотую пластинку, инкрустированную опалами, которую еврейский купец подарил своей жене?

— Да, и это его работа. Вы хотели что-нибудь заказать мастеру? Не бойтесь, я могу гарантировать, что вы будете полностью — и даже больше — удовлетворены.

Некоторое время гость стоял, молча рассматривая хозяев, в задумчивости поглаживая свою холеную бороду.

— Нет, я хотел бы купить не результат его труда, — наконец произнес он, — я хочу купить его свободу. Я принес деньги, которых наверняка хватит на эту покупку.