Серебро и свинец, иной вариант - [12]

— Ну а староста ваш где? — спросил Тауринкс у всех малышей разом, и, конечно, ответили ему тоже хором, да таким нестройным, что друид разом осознал свою ошибку. Его уже много лет не переставало удивлять, что со зверями общаться куда проще, чем с людьми, хотя последние вроде бы несравненно умнее.

— Ты! — ткнул он пальцем в первого попавшегося мальчишку. — Так где староста?

— Да в поле он, где ему быть! — пискнул паренек. — От, в той стороне, у реки, за заливным лугом.

— Спасибо. — Тауринкс отсыпал советчику из кармана горсть лущеных кедровых орешков.

— У-у! — восхищенно взвыл мальчишка и тут же для сохранности упихнул гостинец в рот. — Можа, ваш провожыш?

— Ну, проводи, — покладисто согласился друид.

По дороге Тауринкс озирал деревушку хозяйским взглядом. Хорошо, право же, живут на востоке! Покойно. Разве на югах позволил бы кто себе поселиться без крепкой ограды? Сумасшедший или отщепенец, не ценящий ни своей жизни, ни чужой. А здесь — ни палисада, ни даже изгородки самой завалящей; вот дом, вот огород, а за ним — сразу луга, и поля, и лес где-то там подальше. Тихая здесь, верно, жизнь. Тауринкс бы от такой тишины озверел на третью неделю. Ему и дома-то, где житья не было от налетчиков-ырчей и диких драконов, казалось скучновато.

Деревня стояла почти на самом берегу Драконьей реки, отделенная от воды широким заливным лугом. Имя свое речка получила, само собой, не от того, что в ней водились водяные драконы. Даже лишившись и так невеликого умишка, дракон не смог бы подняться по течению из родных морей в реку. Слишком мелкой была она, и галечные перекаты, искрившиеся на солнце, напоминали драконью чешую.

На краю того самого луга столпились деревенские мужики — на взгляд Тауринкса, все до единого. Собрание перешло уже через взаимные обвинения и перебранку к тому томительному молчанию, когда все уже сказано, но ничего не решено, потому что ни у кого не хватает духу примириться с отвратительным и неизбежным. Староста стоял поодаль, понурив голову.

— Дядь Тоур! — гаркнул мальчуган, уже прожевавший угощение и теперь отчаянно сожалевший, что было орешков так мало. — Дядь Тоур, друид пришел! Староста медленно поднял голову и, завидев серебряную бляху на плече Тауринкса, просветлел лицом.

— Коун друид! — промолвил он и замолк, будто не зная, с какого боку приступить к описанию своих горестей.

— Добре вам, оннате, — наскоро отмолвился Тауринкс, подходя поближе. Знаем мы этих деревенских. Сами такие были. Чай, не городские — тем как заповедано суетиться по делу и без. Не пожар, не страда — значит, обождет. А мужики смурные стоят, как бездетные. Что-то случилось, а не подогнать их — сусоли сусолить станут до кукушкиных похорон.

— Что за беда стряслась? — без обиняков спросил друид, обводя острым взглядом столпившихся вокруг деревенских.

— Эт, коун друид… — Староста помялся совсем уж неуместно — точно девка на выданье.

— Тауринксом меня кличут, — резковато бросил чародей. — Тауринкс ит-Эйтелин, друидской гильдии чародей в полном праве. А вы, верно, оннат Тоур будете?

— Тоур ит-Таннакс, — кивнул староста, едва ли не краснея.

"Э, — понял Тауринкс, — да ему не к делу приступать боязно. Стыдно ему. И впрямь — ровно пацаненок нашкодивший стоит. Невеликая у них беда, в самом деле, только своими силами не сдюжить, а чужих в подмогу звать — стыдно. Эк гордыня заела, надо ж! Ничего, сейчас я ему мозги-то прочищу".

— Так что стряслось-то, оннат Тоур? — повторил друид. — Беда страшная, что всю деревню на сход созвали?

— Да нет… — с трудом промолвил староста. — Беда-то невелика…

— Это тебе, Тоур, невелика! — гаркнул из толпенки горластый мужичок, одетый скудней прочих. — Не тебе, чай, скотину пасти!

— Пасти не мне! — озлился староста. — А владетельское мыто платить — не всем? Ты бы, Норик, постыдился рот разевать!

— А чо? — возмутился мужичонка. — Как сено косить, так Норик корову потравил, а как старшой пришел, так невелико горе? Что за справедливость-та?

Таких Нориков Тауринкс навидался изрядно — и по молодости, и в зрелые годы. Почти в каждой деревне найдется человечек, которому работать не так почетно и приятно, как наводить тень на чужой труд, а пуще того — на чужое понятие и мнение, благо своего нет, и охаять можно сегодня — одно, а завтра — и обратное, лишь бы соседское! А особенно такие людишки рвутся наводить справедливость и, дай им волю, — наведут, да так, что камня на камне не останется! Среди чародеев такие попадаются редко, а коли попадутся — то из городских гильдейских, где волшебники сидят друг у друга на шее и, чтобы выделиться, надо показать совершенно уж особенный дар. Только там и может разгуляться настоящий, отприродный завистник.

Завистников друид недолюбливал. А потому, естественно, целиком и полностью принял сторону старосты против тощеватого Норика, не разбирая, прав тот или нет.

— Керуна еще попрекни, — бросил он, подпустив в голос побольше яду.

— Так что стряслось-то, люди добрые, объяснит мне кто-нибудь?

По толпе пробежал смешок. Видно, всем и взаправду представился Норик, донимающий лесного дня укорами, точно злая теща. Керун ведь, известно, к людям недобр. У него свои заботы, а у рода людского — свои.