Серебро далёкого Севера - [108]

Стоит сказать, что за всю свою жизнь Юрай никогда, за исключением одного-единственного случая, не имел дела с нетронутыми девками. Тогда, в Хеертоне, самого его лишала невинности многопытная Мэйджи, причем на глазах и при участии Торвальда, и это был самый что ни на есть высокий ритуал. Позже, в Медвежьем углу, он всегда предпочитал иметь дело с непривередливыми вдовушками или с разбитными девицами типа той же Настёны. А вот то, что в народе по-простому называется «ломать целку», Юраю довелость лишь однажды. Но Марша была той еще шалавой, несмотря на формальную «нетронутость», и трясла своей морковкой перед носом едва ли не у всех козлов в округе, не разбирая возраста и не обращая внимания ни на ругань жён, ни на вопли матерей своих потенциальных жертв. Так что, когда однажды она заявилась к нему в избу и предложила сделать наконец «то самое», отказываться он не стал. Не сегодня так завтра, не я так другой, тем более что я-то хотя бы обойдусь с ней бережно. Впрочем, ни особенных угрызений совести, ни страха перед требованием немедленно жениться ему испытать не довелось: не прошло и недели, как его Маршенька благополучно сбежала с молодым приставом, заезжавшим из столицы к ним в захолустье по какой-то казенной надобности.

И сейчас, когда обнаженная, но от этого еще более прекрасная эльфийская дева надевала обратно ему на палец кольцо Танненхильд, еще горячее от жара эльфийского лона и «благоухающее лотосом и жасмином», как выразились бы, наверное, сладкоголосые певцы при чжэнгойском дворе — сейчас он испытал точно такое же ощущение, как в памятную ночь с Маршей. Кольцо противилось и никак не хотело пускать вовнутрь себя его палец, и кольцу точно так же было больно, но в то же время Юрай каким-то внутренним слухом словно расслышал немую просьбу: «Возьми же меня!» И — рванулся навстречу, буквально продавливая не пускавшее его вовнутрь препятствие.

И тогда эта невидимая преграда, наконец, прорвалась.

Немыслимой силы взрыв ощущений сотряс все тело Юрая и всю его душу, буквально выворачивая наизнанку и одновременно открывая врата в иные миры. Это было так же, как когда-то на иодайских встречах с Торвальдом и Мэйджи, только неизмеримо сильнее: на мгновение он увидел весь сущий мир в полноте пяти слоев — обоих верхних и обоих нижних, не считая Круга Земель. Там были и занебесные сады Армана, и пылающие поля Тинктара, и Валгалла, и эльфийский Заокраинный Предел, и еще многое другое, чему он не знал названия и чего даже не мог воспринять и осознать…

Потом опьянение прошло, и Юрай ощутил в штанах противную влажную липкость. Вот так дела — он умудрился кончить, еще даже и не начиная!

Открыв оказавшиеся почему-то закрытыми глаза, он увидел, что Вайниэль… тоже кончает, наверное. По-своему, по-эльфийски — без стонов и вздохов, без судорожных конвульсий. Но ее тело сейчас буквально светилось искрящимся голубоватым сиянием, которое пульсировало во всё убыстряющемся темпе… Наконец, это мельтешение света завершилось ярчайшей беззвучной вспышкой, после чего исходящее от эльфийской девы сияние стало постепенно угасать.

Она тоже открыла глаза, а потом всё теми же двумя пальцами прикоснулась к кольцу, возвращённому на свое законное место на пальце владельца. Но теперь это кольцо блестело однородным тускло-серебристым цветом с вошедшими в легенду радужными переливами.

— Получи свой мифрил, Юрай. Не для вашего мира, но для тебя лично.

29. Après-ski party

Девушку звали Дайла. В свои шестнадцать она была не то чтобы особенно хороша собой, но по-своему очень мила — узкое скуластое личико с четкими, словно прочерченными резцом гравёра чертами чуть длинноватого прямого носа и вздернутой к нему верхней губы, со слегка раскосыми карими глазами и очень подходившими к ним по цвету каштановыми волосами. Доведись нескромному взору заглянуть ей под юбки, он обнаружил бы там пару очень неплохих ножек и округлый, хотя и тяжеловатый зад, а под накрахмаленным фартуком, который девушка надевала, выходя к гостям отцовской таверны, угадывалась молодая и крепкая, хотя и небольшая по размеру девичья грудь. И эту грудь сейчас теснили нескромные, но оттого еще более манящие желания.

Несколько дней тому назад в номерах при таверне появились новые постояльцы, приехавшие из далекого Энграма. Один из них, бывший, судя по одеянию, монахом или просто жрецом, особенного впечатления на Дайлу не произвел. Но зато второй! Настоящий барон, при мече, с длиннющими черными волосами и с черными же глазами, буквально прожигающими насквозь. От начала и до конца, всё в его облике выдавало бывалого и умелого воина — походка, разворот плеч, уверенные и точно рассчитанные движения длиннопалых рук, когда он принимал у нее кувшин с пивом за вечерней трапезой… Девушка даже разглядела на лице у гостя пару едва заметных старых шрамов — было очевидным, что господин барон успел за свою жизнь поучаствовать далеко не в одном сражении.

Ах, губы и язык Дайлы всё ещё горели от вчерашнего прикосновения его губ, его языка. Энграмский гость поднимался тогда к себе в комнату, а она как раз возвращалась вниз, закончив уборку в номерах. Просто остановилась на минутку, чтобы глянуть на него разок изблизи повнимательнее. А он вдруг улыбнулся ей, а потом, ни говоря ни слова, взял за плечи, наклонился и… Арман всетворящий, какой же это был восхитительный поцелуй!