Сердечные муки английской кошечки - [2]

Шрифт
Интервал

По моему кошачьему разумению, здравому и простому, в этой доктрине заключалось немало лицемерия; но ведь я была так молода!

«Когда же удастся мне побывать на крыше?» — думала я, поглядывая на старуху.

— А когда ты останешься одна и будешь уверена, что никто на тебя не смотрит, ну тогда, Бьюти, ты сможешь пожертвовать приличиями с тем большим удовольствием, чем более сдержанно ты вела себя на людях. В этом-то и проявляется все совершенство английской морали, которая интересуется исключительно видимостью, ибо сей мир, увы, есть только видимость и обман.

Признаюсь, мой здравый смысл животного восставал против такого притворства; но после того как меня высекли, я наконец поняла, что вся добродетель английской кошки сводится к внешней опрятности. С тех пор я приучилась прятать под кровать свои любимые лакомства. Никто не видел, как я ем, пью и совершаю свой туалет. Меня считали перлом кошачьего мира.

Я имела тогда случай приметить глупость мужчин, выдающих себя за ученых. Среди докторов и прочих людей, принадлежавших к кружку моей хозяйки, был некий Симпсон, порядочный болван, сын богатого помещика, рассчитывавший на высокую церковную должность и, дабы ее заслужить, истолковывавший поведение животных на религиозный лад. Однажды вечером он увидал, как я лакаю молоко из плоской чашки, и поздравил старую деву с прекрасными результатами моего воспитания, так как я, по его наблюдениям, сначала облизала края чашки, а затем обошла ее кругом, продолжая лизать и все уменьшая круг молока.

— Видите, — сказал он, — как все стремится к совершенству, пребывая в обществе святых людей. У Бьюти есть чувство вечности, и, лакая молоко, она описывает круг, который является эмблемой вечности.

Совесть заставляет меня признаться, что моя манера пить молоко объяснялась нежеланием замочить шерсть, что свойственно всем кошкам; но ученые никогда не будут верно судить о нас, ибо они больше стараются показать свой ум, чем понять наш ум.

Когда дамы или мужчины брали меня на колени и гладили мою белоснежную шерстку, чтобы из нее выскакивали искры, старая дева с гордостью говорила:

— Вы можете положить ее себе на колени и не опасаться за ваше платье, она воспитана прямо изумительно.

Все называли меня ангелочком; мне наперебой предлагали лакомства и самые тонкие блюда; но, не скрою, я очень скучала.

Я вполне поняла, почему жившая по соседству кошечка убежала с котом. Слово «кот» болезненно отзывалось в моей душе, и эту болезненность ничто не могло устранить, даже комплименты, которые я получала, или, вернее, которыми моя хозяйка осыпала самое себя.

— Бьюти вполне добродетельна, это ангелочек, — говорила она. — Она очень красива, но как будто этого не знает. Ни на кого она не взглянет, а это и есть верх аристократической воспитанности; правда, она охотно позволяет всем любоваться ею; но отличается совершенной бесчувственностью, которой мы требуем от наших юных мисс и с большим трудом добиваемся. Без вашего зова Бьюти к вам не подойдет, никогда не прыгнет фамильярно вам на колени, никто не увидит, как она ест, и, наверно, лорд Байрон (истинное чудовище!) ее обожал бы. Как подлинная, настоящая англичанка, она любит чай, серьезно держится, когда толкуют библейские тексты, ни о ком дурно не думает, а потому умеет и слушать. Она проста, лишена манерности, ни во что не ставит дорогие безделушки; подарите ей кольцо, она не станет его беречь; она не подражает плебейкам, которые ловят мышей, она любит домашний уют (home), до того спокойна, что иной раз вы примете ее за механическую кошку, сделанную в Бирмингеме или Манчестере, а это и есть nec plus ultra[3] образцового воспитания.

Мужчины и старые девы называют воспитанностью не что иное, как привычку скрывать свои самые естественные наклонности; испортив нас окончательно, они говорят, что мы хорошо воспитаны. Однажды вечером моя хозяйка попросила какую-то молодую мисс спеть. Когда эта девушка села за рояль и запела, я сразу же признала слышанные мною в детстве ирландские мелодии и поняла, что сама я тоже музыкантша. Я стала вторить певице, но получила сердитые шлепки, а мисс — комплименты. Эта высшая несправедливость меня возмутила, и я убежала на чердак. Священная любовь к отечеству! О! Что за восхитительная ночь! Я поняла наконец, что такое крыша. Я услыхала, какие серенады поют коты другим кошкам, и от этих очаровательных элегий мне показалось жалким насильно внушенное мне хозяйкою лицемерие. Кошки заметили меня и отнеслись подозрительно к моему присутствию, а какой-то кот с великолепными усами, с толстой талией, весь ощетинившись, подошел ко мне, осмотрел меня с головы до ног и потом сказал своим приятелям:

— Она еще ребенок.

Услыхав эту презрительную фразу, я принялась прыгать по черепицам и бочком-бочком заходить вправо, влево, с ловкостью, свойственной кошкам; я опустилась на лапки так гибко и тихо, как ни одно животное не могло бы это сделать; мне хотелось доказать, что я совсем уже не ребенок. Но все мои кошачьи нежности ни к чему не привели.

— Когда же мне будут петь серенады? — спросила я себя.

Вид этих гордых котов, исполняемые ими мелодии, с которыми, конечно, не сравнится пение человека, глубоко меня взволновали и побудили меня сочинить несколько коротеньких стихотворений, которые я распевала, бродя по лестницам. Но подготовлялось огромное событие, и оно сразу нарушило мою невинную жизнь. Меня увезла в Лондон племянница моей хозяйки, богатая наследница, которая была от меня без ума и неистово целовала и ласкала меня. Она мне так понравилась, что и я привязалась к ней, вопреки всем кошачьим привычкам. Мы больше не расставались, и в течение целого сезона я имела возможность наблюдать лондонскую светскую жизнь. Здесь-то и пришлось мне изучить испорченность английских нравов, передававшуюся даже животным, и познать то лицемерие (cant), которое проклял лорд Байрон и жертвой которого в такой же степени, как он, сделалась я, не опубликовавшая, однако, своих «Часов досуга»


Еще от автора Оноре де Бальзак
Евгения Гранде

Роман Оноре де Бальзака «Евгения Гранде» (1833) входит в цикл «Сцены провинциальной жизни». Созданный после повести «Гобсек», он дает новую вариацию на тему скряжничества: образ безжалостного корыстолюбца папаши Гранде блистательно демонстрирует губительное воздействие богатства на человеческую личность. Дочь Гранде кроткая и самоотверженная Евгения — излюбленный бальзаковский силуэт женщины, готовой «жизнь отдать за сон любви».


Гобсек

«Гобсек» — сцены из частной жизни ростовщика, портрет делателя денег из денег.


Шагреневая кожа

Можно ли выиграть, если заключаешь сделку с дьяволом? Этот вопрос никогда не оставлял равнодушными как писателей, так и читателей. Если ты молод, влюблен и честолюбив, но знаешь, что все твои мечты обречены из-за отсутствия денег, то можно ли устоять перед искушением расплатиться сроком собственной жизни за исполнение желаний?


Утраченные иллюзии

«Утраченные иллюзии» — одно из центральных и наиболее значительных произведений «Человеческой комедии». Вместе с романами «Отец Горио» и «Блеск и нищета куртизанок» роман «Утраченные иллюзии» образует своеобразную трилогию, являясь ее средним звеном.«Связи, существующие между провинцией и Парижем, его зловещая привлекательность, — писал Бальзак в предисловии к первой части романа, — показали автору молодого человека XIX столетия в новом свете: он подумал об ужасной язве нынешнего века, о журналистике, которая пожирает столько человеческих жизней, столько прекрасных мыслей и оказывает столь гибельное воздействие на скромные устои провинциальной жизни».


Тридцатилетняя женщина

... В жанровых картинках из жизни парижского общества – «Этюд о женщинах», «Тридцатилетняя женщина», «Супружеское согласие» – он создает совершенно новый тип непонятой женщины, которую супружество разочаровывает во всех ее ожиданиях и мечтах, которая, как от тайного недуга, тает от безразличия и холодности мужа. ... И так как во Франции, да и на всем белом свете, тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч женщин чувствуют себя непонятыми и разочарованными, они обретают в Бальзаке врача, который первый дал имя их недугу.


Париж в 1831 году

Очерки Бальзака сопутствуют всем главным его произведениям. Они создаются параллельно романам, повестям и рассказам, составившим «Человеческую комедию».В очерках Бальзак продолжает предъявлять высокие требования к человеку и обществу, критикуя людей буржуазного общества — аристократов, буржуа, министров правительства, рантье и т.д.


Рекомендуем почитать
Жюль Верн — историк географии

В этом предисловии к 23-му тому Собрания сочинений Жюля Верна автор рассказывает об истории создания Жюлем Верном большого научно-популярного труда "История великих путешествий и великих путешественников".


Доброжелательный ответ

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


От Ибсена к Стриндбергу

«Маленький норвежский городок. 3000 жителей. Разговаривают все о коммерции. Везде щелкают счеты – кроме тех мест, где нечего считать и не о чем разговаривать; зато там также нечего есть. Иногда, пожалуй, читают Библию. Остальные занятия считаются неприличными; да вряд ли там кто и знает, что у людей бывают другие занятия…».


О репертуаре коммунальных и государственных театров

«В Народном Доме, ставшем театром Петербургской Коммуны, за лето не изменилось ничего, сравнительно с прошлым годом. Так же чувствуется, что та разноликая масса публики, среди которой есть, несомненно, не только мелкая буржуазия, но и настоящие пролетарии, считает это место своим и привыкла наводнять просторное помещение и сад; сцена Народного Дома удовлетворяет вкусам большинства…».


«Человеку может надоесть все, кроме творчества...»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Киберы будут, но подумаем лучше о человеке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


О литературных салонах и хвалебных словах

Очерки Бальзака сопутствуют всем главным его произведениям. Они создаются параллельно романам, повестям и рассказам, составившим «Человеческую комедию».В очерках Бальзак продолжает предъявлять высокие требования к человеку и обществу, критикуя людей буржуазного общества — аристократов, буржуа, министров правительства, рантье и т.д.


Провинциал

Очерки Бальзака сопутствуют всем главным его произведениям. Они создаются параллельно романам, повестям и рассказам, составившим «Человеческую комедию».В очерках Бальзак продолжает предъявлять высокие требования к человеку и обществу, критикуя людей буржуазного общества — аристократов, буржуа, министров правительства, рантье и т.д.


Знакомство

Очерки Бальзака сопутствуют всем главным его произведениям. Они создаются параллельно романам, повестям и рассказам, составившим «Человеческую комедию».В очерках Бальзак продолжает предъявлять высокие требования к человеку и обществу, критикуя людей буржуазного общества — аристократов, буржуа, министров правительства, рантье и т.д.


Монография о рантье

Очерки Бальзака сопутствуют всем главным его произведениям. Они создаются параллельно романам, повестям и рассказам, составившим «Человеческую комедию».В очерках Бальзак продолжает предъявлять высокие требования к человеку и обществу, критикуя людей буржуазного общества — аристократов, буржуа, министров правительства, рантье и т.д.