Сердце Запада - [8]

Отец остановил карету, чтобы пропустить повозку с пивом, пересекающую дорогу впереди. В полукруглом окне углового дома в кольце желтого света газовой лампы стояли женщина и мальчик. Мать положила руки на плечи сына, и они вместе наблюдали, как падает снег. Сзади к ним подошел мужчина, и женщина подняла голову, оборотив к нему лицо. Клементина затаила дыхание, ей показалось, что мужчина собирается поцеловать любимую прямо там, в окне, чтобы увидел весь мир.

– Клементина, ты пялишься, – одернула ее мать. – А леди не пялятся.

Клементина откинулась на кожаную спинку сиденья и вздохнула. Душа саднила от беспокойной тоски. Ей не хватало чего-то в жизни, не хватало, не хватало, не хватало... Она подумала, что лучше уж вовсе не иметь сердца, быть безжизненной и сухой как ветки зимой, чем мучиться от этого постоянного неизбывного стремления к чему-то неизвестному, безымянному. Недостающему.

Фотогалерея Стэнли Эддисона находилась на верхнем этаже роскошного особняка на Милк-Стрит. Мистер Эддисон не относился к респектабельным джентльменам. Он носил полосатый жилет слишком яркого зеленого цвета и бумажный воротничок, а его усы были настолько тонкими, что казалось, будто их нарисовали чернилами на коже под носом. Но Клементина едва обратила внимание на фотографа, так как была загипнотизирована плодами его искусства: фотографиями и ферротипами, развешенными на бледно-бордовых стенах.

 Клементина по кругу обошла комнату, изучая каждый портрет: мужчин серьезного вида в полных важности позах, актрис и оперных певцов в причудливых костюмах, семей, состоящих из матери, отца и целой кучи детей... Она остановилась, и с губ сорвался тихий возглас восхищения.

На фотографии красовался ковбой. Настоящий, а не выдуманный персонаж с сувенирной открытки. Он облачился в украшенные серебряными гвоздиками кожаные штаны и жилет с бахромой, а на шее вычурным узлом повязал шарф. Ковбой сидел на стоге сена. Ноги в сапогах были напряжены и расставлены по сторонам, будто ему привычнее сидеть верхом на лошади. С колена свисало свернутое кольцом лассо, а поперек лежало ружье. Похоже, мужчина имел пристрастие к насилию, поскольку к ремню на талии крепилась пара шестизарядных револьверов с перламутровыми рукоятками. Густые и длинные усы ковбоя свисали с уголков рта, скрывая очертания губ, а низко опущенные поля шляпы затеняли глаза. Он казался диким и молодым, жестоким и благородным и таким же неприрученным как земля, по которой бродил.

Клементина повернулась к топчущемуся на месте мистеру Эддисону и адресовала ему целый шквал вопросов. Ей хотелось узнать, как создают фотографии. Хотелось самой сделать такую же. Она проигнорировала сердитые взгляды отца, а также не заметила, как покраснел и стал заикаться мистер Эддисон, когда повел их в помещение, которое называл фотокомнатой, где и предложил позировать для портрета.

Клементине это святилище показалось даже более увлекательным, чем галерея. В крыше было прорезано огромное окно, отчего комната буквально омывалась светом. Вдоль стен располагались раскрашенные ширмы, изображающие раскинувшиеся сады и украшенные колоннами террасы; здесь была даже египетская пирамида. А среди ширм стояли несколько зеркал различных размеров и громадный лист олова на колесиках.

Фотоаппарат — большая деревянная коробка с похожей на аккордеон гармошкой — располагался на тележке. Клементина обошла устройство, пытаясь разобраться, как оно работает. Она послала мистеру Эддисону застенчивую и робкую улыбку и спросила, можно ли ей посмотреть на мир сквозь большое немигающее око фотоаппарата.

Мистер Эддисон зарделся и чуть не споткнулся о собственные ноги, когда показывал девушке, куда именно смотреть. Клементина прижалась глазом к отверстию в верхней части коробки и увидела преподобного Кенникутта и его жену.

Позади них была растянута парусиновая ширма с нарисованной уютной гостиной. Отец сидел на красном бархатном стуле, отделанным бахромой, а мать стояла рядом с ним. Ее рука лежала на плече мужа, и он удерживал ее на месте ладонью, словно боялся, что жена бросится прочь из комнаты, если ее отпустить. Образ дополняла пальма в горшке — ее веерные листья осеняли головы супругов подобно большому зеленому зонту.

При взгляде на родителей сквозь объектив фотокамеры, они показались Клементине отодвинутыми на огромное расстояние, словно не принадлежащими этому миру. Или нет — словно они-то остались в этом мире, а она сама отправилась куда-то за его пределы. Отец сдвинул ноги, похоже, чувствуя себя неуютно. Пальмовые листья отбрасывали полосатые тени на лицо матери.

 Клементина знала, что похожа на маму. У них были одинаковые белокурые волосы и темно-зеленые глаза, и обе напоминали хрупких фарфоровых куколок. Подрастающая женщина, взрослая женщина. Она попыталась увидеть в лице матери, какой станет сама. Клементине хотелось задать своему прототипу много вопросов. «Почему ты смеялась, когда доктор сказал, что тебе больше нельзя иметь детей? Хотела ли ты когда-нибудь стоять у окна и поднять голову, чтобы тебя поцеловал мужчина на виду у всех? Есть ли внутри тебя незаполненные пустоты, жгут ли тебя страстные желания, названия которым ты не знаешь?» Клементина жаждала сделать фотографии лица мамы и тщательно изучить их, чтобы найти ответы.