— …прости, что я в том фильме много чего нафантазировала. Я-то знаю, что было не так, но я просто не смогла удержаться.
— Прощать не за что, — сказал он. — Это был великолепный сценарий. Ты всё поняла очень верно. Я хотел тебя даже поблагодарить.
— Не за что. Это было бескорыстно. Я работала для себя — и для нас Когда я писала сценарий, мы даже не знали, что сможем снять фильм, и тем более, что он станет таким популярным.
Но, конечно, его слова меня очень обрадовали. Я решила похвастаться:
— Вся трилогия второй год как стоит в видео-хит-параде. Всегда в первой десятке. Ну, ты это, наверное, знаешь…
— Знаю, солнце, я знаю и рад за вас, кстати. Это всё вам немало поможет, когда придёт время. Хочешь знать, как закончится жизнь твоего первого внука?
— Нет, спасибо, — сказала я тихо. — Не надо.
* * *
На обратном пути в Байконур я сидела рядом с сонным американцем. Продремав два часа, он включил свой тривизор и через пять минут сообщил мне, что гиты ушли в подпространство и что кто-то включил было старые лазеры на борту "Сандокана" в тот самый момент, когда гиты были как раз под прицелом.
— Кто-то хотел устроить им фейерверк, — весело сказал он. — Проводить подостойнее, но, наверное, струсил.
— Вы так думаете? — спросила я.
— Ну, серьёзно стрелять тут не стал бы никто. Разве только какой-то фашист.
— Вы, наверное, правы, — сказала я. — В конце концов, это люди как люди, ну подумаешь, с лёгким неврозом, которые хотят жить по своим религиозным законам. Они собираются начать новую жизнь где-нибудь, где мы не будем портить им пейзаж фактом нашего существования; и они не собираются в один прекрасный день постучаться к нам в двери с оружием наперевес…
— Вы так думаете? — спросил американец.
