Сердце волка - [13]
Тут оборотень схватил меня за локоть, причём так сильно, что я зажмурилась от боли.
— А ты знаешь, о чём просил твой отец, а, жабочка? — Он улыбнулся какой-то поганой, злой улыбкой. — Калихари вчера приходил к дартхари, жабочка… И просил… как думаешь, о чём он мог попросить Вожака, а?
Эти его «а?» страшно раздражали.
— Пусти! — зашипела я, пытаясь вырваться.
— Калихари умолял дартхари сделать тебя волчицей, жабочка. А Вожак отказался. Никому ты не нужна, понимаешь, а? Ты такая страшная, что тобой ни один оборотень никогда не заинтересуется, жабочка.
Услышав всё это, я застыла.
Отец… просил… сделать волчицей…
Неужели это правда?
— А хочешь, я сделаю? — зашептал новый знакомый мне на ухо. — Хочешь? Давай, а? Это будет даже интересно. Тебе понравится, жабочка…
— Лоран!
Я так задумалась об отце и его просьбе, что не почувствовала, как обычно бывало, приближения дартхари.
Его высокий холодный голос, казалось, заморозил даже воздух вокруг. И юноша, сжимающий мой локоть, немедленно отпустил его и выпрямился. А потом обернулся и наклонил голову, сказав:
— Отец…
Этот жуткий хам — сын дартхари?! Какой кошмар.
Вожак сделал несколько шагов вперёд, остановился и с размаху треснул Лорана по лицу так, что юноша немедленно упал. Я охнула, а из глаз моего нового знакомого брызнули слёзы.
— Если ты ещё раз подойдёшь к Рональде ближе, чем на расстояние в два шага, я публично выпорю тебя, Лоран, — дартхари говорил тихо и совершенно спокойно. — Если ты ещё раз посмеешь оскорбить её, я изгоню тебя из стаи, невзирая на то, что ты мой сын. Ты понял, Лоран?
Юноша встал и выпрямился, из последних сил пытаясь сохранить собственное достоинство. Правда, у него это не очень получалось.
— Да, отец.
— Неверный ответ. — Глаза Вожака рассерженно сверкнули.
Лоран вздохнул.
— Да, дартхари, я всё понял.
— Хорошо. Тогда брысь отсюда.
Услышать слово «брысь» для любого оборотня — оскорбление, которому нет равных, ведь его обычно говорят кошкам. И потому я понимала, почему Лоран выглядел так, будто дартхари его как минимум жестоко избил. Сын Вожака, видимо, не привык к оскорблениям, в отличие от меня.
Когда Лоран удалился, я заметила, что дартхари по-прежнему смотрит на меня, и в его взгляде была напряжённость.
— Что он тебе сказал, Рональда?
— Я думала, вы слышали… — прошептала я, не в силах отвернуться.
— Нет. Но зная сына, я могу предположить. Вчера Лоран подслушал мой разговор с твоим отцом. Про него шла речь?
— Да, — я моргнула, с ужасом ощутив, что на глаза наворачиваются слёзы.
— Рональда, — дартхари вздохнул, — что тебя задело больше, скажи? То, что сделал твой отец, или то, что сделал я?
Я задрожала.
«Сделать волчицей»… Так говорили о девушках, которые становились женщинами. Это значило, что отец просил дартхари лишить меня девственности, говоря человеческим языком.
Некоторые оборотни считали, что слабым самкам полезно спать с сильными самцами — сила девушки увеличивается. Отец, видимо, думал, что я смогу обратиться, если дартхари…
Но вопрос Вожака… Что меня больше задело… О Дарида, от отца я уже давно не ждала ничего хорошего, но дартхари… Я боялась признаться даже самой себе, что всегда жду встречи с ним и на игрища хожу только из-за него.
Как это глупо.
Я вздохнула и опустила голову, не в силах ответить что-либо членораздельное.
Тогда он подошёл совсем близко, как тогда, в библиотеке, и, прикоснувшись кончиками пальцев к моему подбородку, заставил приподнять голову.
— Рональда, — сказал дартхари тихо, — постарайся понять своего отца. Он очень хотел бы, чтобы ты обратилась, но его предложение — не выход. Ты понимаешь?
Я кивнула.
— Что же касается меня…
Дартхари осторожно коснулся большим пальцем моей нижней губы, и я тут же потеряла способность дышать.
— Я просто считаю, что это неправильно.
Я сглотнула.
— Но у вас много детей от совершенно разных женщин…
— Ты верно сказала, — он улыбнулся. — От женщин. А ты — девочка.
Кажется, у меня задрожала нижняя губа.
— Я, наверное, кажусь вам отвратительной…
— Ты ошибаешься. Никогда не берись судить о том, что о тебе думает кто-то другой.
— А что думаете обо мне вы?
— Я думаю, — дартхари осторожно погладил меня по щеке, — что тебе нужно расти и учиться. Ты торопишь время. Никогда не торопи время, Рональда.
Вожак давно не стоял так близко ко мне, и теперь я изучала его лицо… в который раз. Каждый раз я находила там что-то новое. Вот и сейчас я вдруг поняла — нечто общее было между дартхари Нарро и его первым советником, зорой Лирин, нечто общее в выражении глаз.
— Не торопить?..
— Да, Рональда. Время всё расставляет по местам. И лечит.
— Я тоже умею лечить, — буркнула я, наверное, ещё раз доказав Вожаку, какой на самом деле ребёнок.
— Верно, — он кивнул. — Вы с ним союзники. И когда-нибудь вместе вылечите одну очень хорошую девочку с большим добрым сердцем.
— Кого? — я нахмурилась, и дартхари улыбнулся.
— Тебя, Рональда.
Это был наш самый длинный разговор. И я помню каждое слово, каждое выражение его лица, прикосновение тёплых пальцев к моим губам и щеке.
Глупо, но эти воспоминания делают меня ближе к дартхари Нарро. Так мне кажется, во всяком случае.
Эту мою тайну знает только Дэйн. Я всегда рассказывала ему абсолютно всё… впрочем, то, о чём не рассказывала, он всё равно откуда-то знал. Я старалась не думать об этом, но порой не получалось, и тогда я понимала, что Дэйн — всего лишь фантазия, порождение моего сознания, а на самом деле его не существует.
Очень просто быть великим магом, обладая большим даром. Что же остается делать тем, у кого магии кот наплакал? На вступительных экзаменах ректор магического университета сказал Эн Рин, что она недостойна у них учиться. Можно было бы сдаться, но девушка предпочла другой путь и через несколько лет стала лучшей выпускницей курса, поступила на стажировку в Императорский госпиталь и занялась разработкой способов лечения безнадежных больных – магов, потерявших магию. И кто бы мог подумать, что в один прекрасный день пациентом Эн окажется сам архимагистр Бертран Арманиус, десять лет назад назвавший ее недостойной?
Мы не выбираем, в кого влюбляться. София Тали, с первого взгляда влюбившаяся в императора Арена, тоже не выбирала. Она не аристократка, он женат, и ее неожиданные чувства способны привести обоих к катастрофе. Хотя катастрофа уже началась. Дерзкое покушение на маленькую наследницу, семилетнюю Агату, свидетельствует о том, что вторая волна заговора против императора все-таки существует. Кого эти люди попытаются убить в следующий раз? И выживет ли сама София?
Организатор дворцового заговора уничтожен более четырех месяцев назад, но главный дознаватель Гектор Дайд, прозванный псом императора, до сих пор продолжает распутывать паутину, которую сплели заговорщики. Следы приводят Гектора на север, в маленький поселок Тиль, где вместе с отцом живет слепая шаманка Тайра. Девушка окутана такой сетью тайн, что разобраться в них будет непросто даже Гектору… И впервые в жизни ему придется выбирать между верностью императору и зовом собственного сердца.
Венец Альго не предполагает выбора между долгом и любовью. Император обязан следовать долгу всегда и не рисковать жизнью, рассудком и империей ради призрачного шанса воскресить любимую. Но даже у императоров есть чувства и слабости.
Шайна Тарс полжизни воспитывалась в борделе, мечтая поступить в Лианорскую академию магии. Но кто же знал, что с момента поступления в её жизни начнут происходить странные и необычные события... Почему Шайне снятся сны о девушке, пропавшей без вести двадцать лет назад? Что нужно загадочному хранителю императорской библиотеки и как он связан с амулетом Шайны, из-за которого убили её мать? И кто её убил?.. Первая книга трилогии "Двуликие". События происходят после "Сердца волка". Некоторые герои повторяются.
Победить в смертельной игре – задача не из легких. Но на кон поставлена жизнь императора и благополучие империи, так что у Гектора нет выбора. Зато он есть у шаманки Тайры, которой предстоит выяснить, что ей дороже – собственная жизнь или жизнь другого человека, а также верность своим идеалам, честь и совесть. Бывает, что слепые видят лучше зрячих…
Антон Фридман — путешественник во времени. Однажды он самонадеянно решил, что готов сразиться со страшным врагом, машиной, которая лишила человечество права выбора, и потерял всех, кого любил. Теперь, постоянно возвращаясь на шаг назад, он пытается все исправить, починить свою жизнь. Умирает, оживает и снова умирает, чтобы опять ожить и попытаться сделать, как было. Только вот… как было?
Некоторым кажется, что прошлое ушло. Нет! Оно рядом с нами, и оно не любит, когда о нём забывают…
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.
Проклясть ведьму…Смешно? Ничуть. Одна фраза, брошенная сгоряча в мой адрес, и вот я, потомственная ведьма, в другом мире. С перспективой сто лет работать на благо новой родины. Вокруг меня — интриганы и заговорщики. Рядом со мной — новые друзья. А я… А мне бы выжить и домой вернуться. Или нет. Ведь дом, это там, где ценят и любят, правда же?
Мне оставалось отучиться год. Один год – и я могла получить свободу и независимость, о которых мечтала с детства. Однако внезапная и очень подозрительная смерть матери перевернула мой мир. Она оставила после себя множество вопросов, а единственный шанс найти ответы – отправиться в самый элитарный университет Республики. Я думала, что снобизм новых сокурсников станет главной моей проблемой, но ошиблась. Ответы, которые я ищу, могут стоить мне жизни, а меня почему-то теперь больше заботит жизнь местного ректора, над которым висит проклятие.