Сердце в залоге - [30]

- Солнце мое, - он чуть потянул ее руку, заставив Марину подвинуться к нему. – Я знаю, какие у вас отношения, и понимаю, что ты имеешь претензии к отцу. Но, возможно, ему станет легче, если ты действительно поможешь ему с фирмой? Хоть как-то… Возможно, он хочет найти хоть какую-то лазейку, чтобы попытаться наладить с тобой общение?

Машина выехала с кладбища и влилась в общий поток. Водитель тихо управлял автомобилем, словно его здесь и не было.

- Он всегда был против моего участия в его делах, с чего это вдруг что-то изменилось? Да и потом, мне это уже давно неинтересно и нет никакого желания этим заниматься, - Марина ощутила противную тяжесть давней обиды и злости внутри. Вроде и выросла, и поумнела… А претензий внутри - все еще как у подростка. Сама понимала, что глупо. А махнуть рукой на это - не получалось, сколько ни пыталась за это время. Как ни работала с психотерапевтом.

К Мише она все равно не поворачивалась, хоть и была теперь крепко прижата к его боку. Мишу это не устраивало, он взял ее лицо своей рукой и повернул к себе, хмуро посмотрев в глаза Марине.

- Я знаю, что ты сильно обижена на него, солнце. Знаю, что имеешь претензии. И не спорю, что во многом они оправданы. Но он - твой отец.

- Из-за него погибла мама, - не поддаваясь увещеваниям, привела она свой контраргумент, хоть Миша и так все знал. А такое сложно было простить и через двенадцать лет.

Михаил вздохнул. Почему-то крепко сжал губы. Да и его объятия стали гораздо крепче.

- Марина, - как-то собранно и серьезно обратился к ней он. – Я никогда не вмешивался в ваши отношения раньше. Слишком все было сложно: тебе было тяжело, да и нюансов много. Но время идет, это не изменить, а он тоже не вечен. Не будешь ли ты жалеть потом, солнышко?

- Что ты хочешь сказать? Каких нюансов много? – Марина поняла, что злится.

Из-за давней боли и обиды. Не на Мишу - на отца, но выплескивается это все именно на любимого, как на того, кто теребил незатянувшуюся рану.

- Разве он не был пьян, когда садился за руль?! Разве не он отказался от того, чтобы вызвать водителя, как предложил твой отец?! – Марина не выдержала, повысив голос, и не заметила, как сжала руки. Зажмурилась.

Нехорошее утро получалось, совсем. То на кладбище чуть не поссорились, то вот теперь… Она вновь почувствовала себя истеричкой. Мерзко. Глубоко вдохнула, стараясь привести в норму дыхание и сумятицу эмоций.

Руки Миши сжались еще крепче. Наверняка он ощутил дрожь, которая прошла по ее телу.

Машина начала останавливаться почему-то. А потом тихо хлопнула дверь. Видимо, Михаил велел водителю выйти.

- Думаю, пора все-таки все уже обсудить, - тихо проговорил Михаил ей на ухо, и провел своей щекой по ее волосам, словно успокаивая.

Марина попыталась взять себя в руки, сделала глубокий вдох и открыла глаза.

- Миша, я не думаю, что хочу об этом разговаривать, не сейчас, - заметила она, и сама слыша, что голос звучит жалко. С болью, с противными хныкающими нотками давней истерики.

Услышал эти оттенки и Михаил. Но, несмотря на то, что взгляд его глаз потемнел, а на щеках появились желваки, Миша не замолчал:

- Я не отрицаю, что крестный был пьян, что он поступил не просто неверно, а отвратительно. И не пытаюсь оправдать. Но… - Миша прижал пальцами ее рот, как только Марина попыталась опять попросить его замолчать. – Это не был несчастный случай, солнце. Там была еще одна машина, и вас подрезали. Целенаправленно. Возможно, будь твой отец трезвым, он сумел бы удержать управление. Мы этого не знаем. И не узнаем уже. Но там был и другой виновник, – размеренно, но так, что просто не было возможности его прервать, проговорил Михаил.

ГЛАВА 10

Марина пораженно замерла в его руках, не в состоянии не то что отреагировать на полученную информацию, но даже ее осмыслить.

- Какая машина? – наконец выговорила она хриплым голосом. – Я там была, Миша. И участвовала, если ты забыл… - в ее голосе прорезались обвиняющие нотки, но уже не в силах Марины было на это повлиять.

- Я помню. - Теперь он с силой сжал глаза. И свои руки вокруг нее. - Бог свидетель, это я помню! - его голос тоже стал отрывистым и резким, а руки просто вдавили Марину в его тело. – И знаю, что ты не помнишь: то ли не заметила, то ли просто забыла. Я сам тебя столько раз расспрашивал о том, что случилось, но ты никогда не вспоминала об этом. Врачи считали, что у тебя может быть посттравматическая амнезия из-за шока и сотрясения мозга, потому ты не помнишь какие-то моменты, того, что было непосредственно перед аварией.

Марина дернулась. Мотнула головой, словно пытаясь вытрясти из сознания все, что услышала. Миша был неправ! Она все помнила! Все! Но… Марина так и не открыла рта, чтобы возразить. Наоборот, вся сжалась, словно бы от этого могла лучше сосредоточиться, и попыталась детально вспомнить то, что случилось двенадцать лет назад. Не обратила внимания даже на головную боль, тупо вспыхнувшую в висках из-за того напряжения, что ее охватило.

И вдруг поняла, что не может выстроить цельной картины.

Она помнила очень много картинок-моментов: слова, обрывки разговора отца с матерью. Помнила запах дождя за окном. Помнила, как сама устала. И как у нее внутри все трепетало тогда от влюбленности в Мишу, с которым она разговаривала на ужине у его родителей. Помнила напряженную морщинку, почему-то появившуюся между бровей мамы, едва они сели в машину. И как у нее самой выпала сережка, потому что Марина массировала болевшую после долгого дня голову. Она искала сережку на полу…