Сердце в подарок - [5]

Видя, что мать сердится, Оливия обрадовалась спасению, которое надеялась встретить в лице отца, вернувшегося в комнату. Тот потирал руки и радостно улыбался.

— Прекрасный молодой человек. Просто первый сорт, не придерешься. — Он еще шире улыбнулся дочери, чьи глаза казались особенно большими на побледневшем лице. — Как тебе перспектива переехать через шесть недель в солнечную Пизу и зажить там в роскоши?

2

— Я ведь еще могу передумать, — сказала Оливия дрожащим голосом, выдавшим ее ужасно нервное состояние. Она с трудом сглотнула слюну и выразительно добавила: — Даже сейчас.

Сейчас? Когда вот-вот должен явиться Пьетро Мазини? Когда багаж дочери забаррикадировал тесную прихожую, а внук мирно спит в переносной люльке у ее ног — накормленный, перепеленатый и полностью готовый к путешествию.

— Не дури! — Нотка ужаса в голосе Вивиан Добсон тут же сменилась раздражением. — Мы обсуждали это тысячу раз за последние шесть недель! Ты просто не посмеешь передумать. Тебе необходимо ехать. — Мать тяжело вздохнула и выдала обычное, уже надоевшее назидание: — Если бы ты училась, как следует, а не жила в мире грез, то вполне могла сделать приличную карьеру. И тогда бы позволила себе завести собственный дом и обеспечила должный уход за ребенком. Мы с отцом не в состоянии содержать тебя с сыном...

— Я могу вернуться на работу...

— Твое место уже занято.

— Найду другое. Да и мистер Вайсмен возьмет меня обратно. Девушка, которую он нанял, когда я ушла в отпуск по беременности и родам, знает, что ее взяли временно.

— Ты, видимо, надеешься, что с ребенком буду сидеть я? И что тебе хватит зарплаты официантки на содержание сына? Я так не думаю. Он не останется навсегда малюткой, и расходы будут расти день ото дня.

Оливия с силой прикусила задрожавшую нижнюю губу. Все верно. Скромная работа нравилась ей, но платили слишком мало. Официантки должны больше полагаться на чаевые, так утверждал мистер Вайсмен. Но большинство посетителей, приходивших в чайную «У Ника», не могли себе позволить раздавать чаевые. В большинстве своем это были пожилые люди, которые засиживались за единственной чашкой чая и булочкой, болтая с друзьями.

А Оливия еще часто сама платила за сандвичи с сыром или ветчиной для одной престарелой леди, которая никогда не заказывала ничего, кроме чашки чая. Она выглядела столь бледной и хрупкой, что, казалось, ее могло унести даже легкое дуновение ветерка. Пожилая дама трогательно благодарила Оливию, когда та ставила перед ней тарелку, как-то объясняя при этом, почему подает ей бутерброды вдобавок к заказу, дабы старушка не обиделась на подобную благотворительность...

При взгляде на спящего сына глаза Оливии заволоклись слезами: единственное, что она может дать ему, — это свою безграничную любовь.

— Итальянский дедушка Тедди очень богат и может дать тебе и ребенку все, что вы только пожелаете. — Голос отца прозвучал гораздо мягче, чем мамин. — В письме, которое его сын оставил для тебя, он заверяет, что если ты почувствуешь себя несчастной в Италии, то всегда сможешь вернуться в Англию.

Услышав раздраженное восклицание матери: «Упаси, Господи!» — Оливия чуть не разрыдалась. В письме, которое она заставила себя прочитать, не было обвинений или угроз отнять у нее ребенка. Никколо Мазини, милый старый джентльмен, выразил желание увидеть не только своего внука, но и ее саму, дать им приют в своей семье. Он пригласил погостить у него столько времени, сколько они пожелают, но «чем дольше, тем лучше».

Так чего я боюсь? — подумала она. Откуда такая тревога? Пусть у меня не хватает ума, но я достаточно сильна и решительна, чтобы сделать максимум для сына. Если же в Пизе что-то получится не так, если, скажем, я обнаружу, что итальянские предки сына перетягивают его на свою сторону, притесняя меня и лишая мальчика самого нужного для его благополучия — материнской любви, то быстро соберу вещички и мы уедем. В сумочке вместе с паспортами лежат остатки моих сбережений. Немного, но наверняка хватит на обратные билеты, успокаивала себя Оливия...

— Вот и он. — Вивиан быстро опустила тюлевую занавеску и торопливо вышла в прихожую. — Пошевеливайся, Оливия. Не нужно заставлять его ждать.

С глазами, наполненными слезами, мисс Добсон повесила сумочку на плечо и подняла переносную люльку. Не могут дождаться, когда освободятся от меня и Теда, с грустью заметила она. Но как их винить? Я никогда не оправдывала их надежд, а появление на свет незаконнорожденного внука стало последней каплей.

Пьетро Мазини хмуро посмотрел на сваленный в кучу багаж. Он выглядел весьма неприветливо, даже казался угрюмым в своем изысканно скроенном светло-сером костюме, темно-серой шелковой рубашке, дополненной однотонным синим галстуком. Его глаза сверкнули из-под тяжелых век, и она почувствовала себя особенно неуклюжей, пока протискивалась с люлькой в дверь.

— Что это такое? — Пьетро брезгливо уставился на кучу раздувшихся полиэтиленовых сумок и картонных коробок, примостившихся рядом с ее потрепанным чемоданом.

Оливия едва удержалась от желания ударить по его красивому и такому надменному лицу и пробурчала сквозь сжатые зубы: