Сердце прощает - [10]

Виктор растерянно смотрел на мертвую Пелагею, на Сидора. Ереминчуть-чуть откашлялся и снова взял мертвое тело матери на руки.

— Давайте вдвоем, — предложил Виктор.

Сидор молча кивнул, и они понесли покойницу вместе. За ними сопущенной головой шагала Люба. «Я преступница, — думала она. — Я виноватав гибели Пелагеи, деда Никиты и других...»

Ночь была теплой и душной. Чистое с вечера небо заволокло тучами. Наокраине кладбища, над бугром свежевырытой земли стояла недвижно, опершисьна лопату, Ефросинья. Заслышав приближающиеся шаги, она обернулась. Лопатав ее руках звякнула о камень.

— Сидор, это ты? — спросила она и, не дожидаясь ответа, шагнуланавстречу мужу.

Сидор и Виктор подошли к могиле и осторожно опустили тело Пелагеи наземлю.

Ефросинья склонилась над мертвой свекровью и тихо запричитала:

— Маменька, несчастная, и за что только они тебя убили? Чем тыпровинилась?..

Сидор, опустившись перед матерью на колени, достал носовой платок иотер им лицо покойницы. Виктор и Люба стояли с поникшими головами.

Над могилой подул резкий ветер. Затрепетали листья берез, скрипнулараз и другой надломленная ветвь.

— Прощай, мама! — сказал Сидор. Он поцеловал холодный лоб матери.Ефросинья сняла косынку и прикрыла лицо Пелагеи.

С кладбища они вышли на проселок к селу. Некоторое время шли молча,как будто остерегались разбудить кого-то своими голосами. На перекресткедорог Сидор остановился и сказал:

— Ну что ж, ребятки, прощайте, нам теперь в другую сторону, — и онуказал рукой куда-то в темное мглистое поле.

Люба подавленно спросила:

— Куда же вы пойдете ночью-то?

— Свет не без добрых людей, — ответил Сидор и, немного помедлив,шепнул Виктору: — Скоро свяжусь с тобой... О нас не беспокойтесь, непропадем, — твердо добавил Сидор и, махнув рукой, зашагал вместе с женоюпо едва различимой стежке в темное поле.

Глава пятая

Две недели Игнат Зернов пробыл на учебном пункте. Нелегкимипоказались ему эти дни после размеренной домашней жизни.

Деревянные казармы, палатки, наспех вырытые землянки былипереполнены, а люди все прибывали. Но никто не обращал на это внимания, —оно было приковано к фронту.

В короткие передышки между занятиями по боевой подготовке уставшийИгнат пытался представить себе бои, которые велись против фашистов наблизком ему Западном направлении. Тревожные размышления невольновозвращали его к довоенной жизни, к семье, к детям: «Где-то они теперь?Как живут? Как себя чувствуют? Ушли ли на восток? А вдруг остались наместе?» Последняя мысль заставляла больно сжиматься сердце. Ведь враг,добравшись до селения Игната, мог лишить его семью не только угла и хлеба:сама жизнь дорогих ему людей была под угрозой.

Когда из запасной бригады стали отбывать первые маршевые роты, Игнатс завистью смотрел на отъезжающих. Но вот настал день, когда был объявленприказ об отправке и его подразделения.

...Паровоз, напряженно пыхтя, тащил за собой длинный состав красныхтоварных вагонов. Рыхлый серый дымок вился позади паровозной трубы и таялв безоблачном небе. Красноармейцы, опираясь на дверные перекладины, молчасмотрели на мелькающие мимо поля с неубранным созревшим хлебом, накрестьянские избы, сиротливо проглядывающие в зелени садов, напестроцветные луга, на светлые лиственные рощи, на темные хвойные чащобы.

Чем дальше удалялся поезд на запад, тем острее ощущалось дуновениевойны: шли встречные санитарные поезда, переполненные ранеными; по обестороны железной дороги зияли воронки от разрывов авиабомб; громоздилисьпод откосами исковерканные обгоревшие вагоны.

Не доезжая до станции Рославль, эшелон разгрузился. Сводная колонна,выслав походное охранение, в пешем порядке двинулась к линии фронта.Теперь путь их лежал по проселочным дорогам, по перелескам, через поля...

С полной боевой выкладкой, Игнат шел правофланговым. На его буром отзагара лице выступили крупные капли пота, запыленные брови казалисьседыми. Скатка новой колючей шинели остро терла шею. Он проводил ладоньюпо натертому месту, стараясь уменьшить боль, но кожа от этого еще большесаднила.

Волнения и тревоги будоражили душу Игната. Где-то уже совсем близкобушевала война, и ему хотелось зримо представить себе ее, оценить своисилы.

На рассвете маршевая колонна прибыла в назначенный пункт. Рядовые исержанты были распределены по подразделениям бывшего мотострелковогополка, отведенного после тяжелых боев на частичное переформирование вармейские тылы. Где-то, в десятке километров, время от времени доносилисьприглушенные расстоянием перекаты пулеметных очередей и грохот артиллерии.С самого утра почти весь полк встал на рытье окопов и оборудование огневыхточек. В работу включилось и пополнение.

Сняв гимнастерку, Игнат с крестьянской основательностью прилежнорезал лопатой землю, сильными размашистыми движениями отбрасывал на бровкуслежавшийся на поверхности суглинок. Чем глубже становился окоп, темтревожнее делалось на сердце Игната. Он чувствовал, как неотвратимоприближается то, к чему он упорно готовил себя. Первый бой! Каков онбудет? Что принесет он ему, Игнату?

Во время перекура он разглядывал пахнущую глиной красно-желтую стенкуокопа и мысленно перенесся домой, на кирпичный завод, к своемустанку-прессу. Машинально взял со дна кусок глины и, разминая в руках ее,как тесто, подумал: «Да, кирпичики из нее были бы хорошие, что и говорить,только строй дома да дворцы...»