Сердце не камень - [30]
Она не вкладывает в свои слова ни малейшей иронии, но я способен сам ее туда вложить. Само собой разумеется, что "известный автор" имел бы свою штаб-квартиру в кафе "Дё маго" или где-нибудь в тех краях, и на нем было бы что-нибудь более приятное на вид, чем эта грязная парка, лопающаяся по швам… Делать нечего, придется снабдить биографию небольшими жизненными подробностями. Так всегда происходит с признаниями: стоит потянуть за свободный конец, как распускается все вязание. Ну да ладно, я сообщаю:
— Я приканчиваю кое-какие гонорары за выступления… Не стоит упоминать, что речь шла о спасательных кругах Агаты…
— Вы еще и актер?
— Да, в качестве дополнения. По случаю. Гонорары за маленькие роли, которые достаются благодаря приятелям, дублирование на телевидении… Я считал себя актером. Оказалось, что это не мое.
— Ваше, это писательство?
— Да. В общем, я так думаю. Я в это верю.
Она делает глубокую затяжку, раздавливает окурок в пепельнице, сдвигает свои иллюминаторы на лоб. Скорее, ее глаза. Я вижу взгляд. Я ожидал увидеть цвет, а вижу взгляд. Такой взгляд, что забываю о цвете. И что такое цвет? Самое главное, это взгляд. Что говорит взгляд. А в ее взгляде столько всего! Боже мой, она преподает? Но все ее ученики должны быть влюблены в нее до безумия! Если только она когда-нибудь снимает свои абажуры. Обычно увлекаются ногами училки. Я, во всяком случае, таким был. Даже будучи некрасивыми, они все равно кажутся божественными, ноги училки. Смотришь, как они уходят вверх, к опьяняющим тайнам… Крайне возбуждающий контраст: и у училки есть ляжки, груди, бедра, попа, щель и волосы, полно мохнатых волос и запах… Невообразимо. Кощунство. И тем более возбуждает. Более, чем проститутка во всех своих доспехах, с прелестями наружу.
У такого взгляда могут быть только соответствующие ноги. Как описать его?.. Пристальный? Не правда ли, дурацкое слово? Я не могу найти лучшего. Скажем, пристальный. Глубокий? Скажем, глубокий. Заранее понимающий все. А также немного грустный. Чуть-чуть. Тень… Ах, эти глаза, которые много повидали! Я благословляю того подлеца, который заставил страдать эти глаза, и в конце концов именно мне дано их утешить… Ну вот, я возбудился.
Тогда я говорю ей то, чего не сказал бы никому:
— Если хотите, я вам прочту начало.
Она бросает взгляд на свои часы-браслет, смотрит на пачку еще не проверенных работ. Я тороплюсь дать задний ход:
— Извините меня. Я злоупотребляю… Вы торопитесь. В другой раз…
Она улыбается губами и глазами:
— Все нормально. У меня есть еще четверть часа.
— О, спасибо. Вы так великодушны.
Она вытаскивает сигарету из пачки, откидывается на спинку поудобнее, делает глубокую затяжку. Готова слушать. Я готов начать, но передумываю:
— Я не очень хороший актер, я вам уже говорил. Я убью текст. Может, прочтете сами?
Она протягивает руку, берет пачку листов, толчком указательного пальца возвращает очки на нос. Читает. Я слежу за выражением ее лица. Ее губы чуть шевелятся, она читает приглушенным голосом, она не удовлетворяется тем, чтобы только пробежать глазами, она произносит реплики, изображает их мимикой, проигрывает про себя. Именно так надо читать театральные пьесы. По тончайшим, но красноречивым нюансам мимики я знаю, когда она меняет роль. Я вижу, как мои персонажи живут на ее лице.
Она откладывает листки. Снова поднимает очки. Серьезно смотрит на меня. Пауза. Я спрашиваю:
— Ну как?
— Честно?
— Увы! Это уже ответ.
— Ну если вам этого достаточно…
— Нет, нет! Скажите. Я хочу знать. Это никуда не годится?
— Я этого не говорю.
Она ищет надлежащие слова. Жадно делает затяжку и наконец говорит:
— Я привыкла говорить с учениками. Мне не приходится их щадить, скорее наоборот. Я думаю, что они меня считают врединой. Так что прошу прощения, если то, что я вам собираюсь сказать, не будет отличаться мягкостью.
— Вам не за что извиняться. Я ожидаю худшего.
— Вы не правы. Начнем. Сначала критические замечания.
— А потом будут комплименты?
— Ваша история не выдерживает критики.
— Да?
— Она неправдоподобна. Вы сразу же переходите к чрезвычайной ситуации, не подготовив к этому зрителя.
— Это как раз то, чего я добивался.
— Может быть. Но вам этот эффект не удался. И потом, вашим персонажам не хватает выпуклости… Как бы это сказать? Жизни. Это ходячие манекены. Мы ничего о них не знаем, и вы не побуждаете нас к тому, чтобы узнать о них что-то.
Я опускаю голову. Она права, я хорошо это понимаю. Я стараюсь объяснить:
— Ладно, я неправильно начал… Я вам объясню. Я хотел показать типа, который живет женщинами и для женщин, если вам понятно. Не Дон Жуан, не Казанова, нет, вовсе нет. Что-то вроде сексуально озабоченного, но не только. Конечно, не без секса, без него любви нет, но секс без любви, гм… Мой парень скорее озабочен любовью. Он любит женщину как таковую. Он любит ее во всех женщинах, даже в тех, кого он никогда не видел, он любит ее очень сильно, и для него женщина — это все: душа, ум, сердце, секс. Все связано, понимаете, или, точнее, составляет одно целое. Например, он читает что-то о мадам Кюри, и он тем больше будет восхищаться огромным умом и упорством мадам Кюри, чем больше он будет уверен в совершенстве ее благоухающих женских прелестей…
Французский юноша — и русская девушка…Своеобразная «баллада о любви», осененная тьмой и болью Второй мировой…Два менталитета. Две судьбы.Две жизни, на короткий, слепящий миг слившиеся в одну.Об этом не хочется помнить.ЭТО невозможно забыть!..
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.