Сердце на палитре: художник Зураб Церетели - [37]

Брак сына стал неожиданным потрясением для родителей Зураба.

— Мои родители присмотрели мне невесту, они хотели, чтобы я женился на дочери известного писателя. В академии девушка училась, богатая интеллигентная семья, она ни на кого не смотрела. И дома она сказала, что хотела бы выйти за меня замуж. Ее родители не представляли, что кто-то может отказаться от руки их дочери.

Мои родители познакомились с ее родителями, идут за моей спиной переговоры.

Я одну комнату у Иннесы в квартире арендовал под мастерскую, нам академия давала на это деньги. И у меня была тема — бассейн. Голые фигуры. Поэтому натурщицу голую рисовал. Пришел однажды Смиранин, видит — голая, я рисую. Устроил шум. Я неделю не ходил в комнату, потом пошли в кино с Иннесой. Провожаю ее до дома и слышу, кто-то говорит, что в больницу попала сестра Иннесы, она упала с лестницы в доме, ударилась головой о ступеньку и скончалась. Я ее достойно похоронил.

Дома мне родители говорят — ты должен жениться. Я отвечаю — мне нужно учиться. Сказал, что еду с друзьями отдыхать в Бакуриани.

А мы тайком расписались, нашли свидетелей, и уехали на поезде в Москву. На Мытной улице арендовал комнату, покупал в магазине вкусные булочки и колбасу вкусную. Чай и горчицу. Сказка! Стою однажды в очереди, чтобы купить колбасу. Ко мне какие-то типы подходят и что-то говорят, предлагают составить компанию, выпить на троих. Отказать неудобно. Даю деньги. Выпил из стакана. Но денег на колбасу не осталось.

Мы ходили в приемную Председателя Верховного Совета СССР на Моховой у Манежа, не помню к кому, то ли к Ворошилову, то ли еще к кому-то. Чтобы получить разрешение на поездку к тете и дяде Иннесы в Париж. Чудно принял. Все записывались на прием из разных республик. "Садитесь, пожалуйста", все внимательно выслушал. Говорит: "Вы не напрасно приехали в Москву, ходите, смотрите музеи, театры". Не сказал ни нет, ни да…

В Бакуриани в это время из дома посылки шли, звонили, спрашивали у друзей, почему Зураб не звонит, ждут, что я вернусь и женюсь на богатой девушке. А я приехал женатый. Обиделись родители очень. Не поняли они, такой рай, а я отказываюсь. Перестали со мной разговаривать. Живу в мастерской. Но слышу — звонок. Открываю дверь. Никого. А под дверью сетка с продуктами. Отец приходит, оставляет и уходит. Там в сетке сыр, лук, огурцы, помидоры, вот такие продукты…

Потом отец мне сказал: "Ты, наконец, нас познакомишь с женой!" Они потом подружились с Иннесой.

Ты когда будешь об этой истории писать, имей в виду чистоту наших отношений, ответственность, которая была между нами.

После женитьбы из дома отца ушел навсегда, места еще одной семье там не хватало. Первый год после свадьбы запомнился любовью и голодом.

Денег не было, картин никто не покупал. Жили в двух маленьких комнатах коммунальной квартиры с общим туалетом. На шестом этаже. В страшной нужде, ни мои родители, ни родители жены помочь нам не могли. Положение, можно сказать, было трагическое.

Чем объяснить кажущееся противоречие? Народный артист республики и доктор наук — родители Иннесы. Крупный инженер — отец Зураба. Связи у них были, положение в обществе достойное. Но денег, чтобы помочь молодым, семьи советских интеллигентов не имели, жили от получки до получки.

* * *

До свадьбы случилась первая драма в жизни Зураба. В Тбилиси перед выпускными экзаменами приехала комиссия Академии художеств СССР во главе с Владимиром Серовым. Он вошел в историю искусства большими картинами о Ленине и скандалом в Манеже 1 декабря 1962 года. В Центральный выставочный зал глава партии и государства Хрущев ступил со словами: "Где тут у вас праведники и грешники?" Из этой фразы явствовало, что несведущего в делах искусства Никиту Сергеевича помощники загодя проинформировали, кто красный, кто белый, кто «наш» и кто "не наш".

"Праведные" картины социалистических реалистов ему понравились. «Грешные» картины покойного Фалька, погибшего в 1938 году Древина, переживших сталинскую зиму Татлина, Павла Кузнецова, картины группы Элия Белютина — нет.

— Где взял дефицитную медь, — накинулся глава партии на недавнего фронтовика лейтенанта Эрнста Неизвестного, стоявшего у бронзовых фигур, вызвавших бурную реакцию отторжения у Хрущева.

— Почему Вольск в цементной пыли, он чистый город! Почему на заводе нет одной трубы? Почему Кремль без зубцов? — допрашивал секретарь ЦК партии Суслов, главный идеолог партии, другого художника.

— Всех на лесоповал, — грозил другой секретарь ЦК партии…

Когда эта жуткая сцена закончилась и Хрущев покинул Манеж, в наступившей тишине раздались ликующие слова: "Случилось невероятное, мы победили!" Их произнес один из устроителей просмотра, ждавший именно такого исхода. Им был Владимир Серов.

Будущий «победитель» прибыл в Тбилиси со свитой. Кавказ в ее составе представлял Сарьян, сам к тому времени переживший опалу за парижское прошлое и пристрастие к импрессионизму.

Кто такие импрессионисты Зураб хорошо знал, хотя на лекциях по истории искусства их либо замалчивали, либо ругали. Два московских купца — Морозов и Щукин собрали до революции лучшие в мире частные коллекции, при советской власти переданные Музею изобразительных искусств и Эрмитажу. Там их после войны, когда начали бороться с «формалистами», упрятали. В хрущевскую «оттепель» в Москве открылась выставка импрессионистов. Тогда все увидели, какими шедеврами владеет СССР. Выставку открывал писатель, "борец за мир", Илья Эренбург, живший годами во Франции и друживший с Пикассо. Но это случилось через несколько лет после наезда Серова в Тбилиси, о котором идет речь.